Игорь Яковенко - Пристально вглядываясь. Кривое зеркало русской реальности. Статьи 2014-2017 годов

Со словом «приватное» в русском языке соотносится понятие «частное». Однако они кардинально различаются по смысловому и ценностному наполнению. Смысл слова «приватный» можно описать как принадлежащий личности. Отсюда английская языковая конструкция private property, которая по своему генезису и смысловому наполнению не тождественна понятию «частная собственность», хотя переводится на русский именно так. Дело в том, что в русском сознании часть ниже целого. Целое позитивно и онтологично, часть – ущербна, второстепенна и онтологически менее безусловна, нежели целое. Вспомним советское идеологическое ругательство «отщепенцы». Оно апеллировало к образу: есть наше, советское бревно. Мощное и могучее. И вот в силу случайных обстоятельств от него откололась малая щепочка. Откололась и повисла на тонком волоске. Одно движение, дуновение ветра – и случится непоправимое: щепка оторвется и улетит в пропасть.

Русский язык фиксирует стадию исторического развития, на которой начинался процесс разложения родовой либо соседской общины , и, соответственно, выделения из нее отдельного человека и частной собственности как социального базиса личностной автономии. Но это – особенность русского сознания. К примеру, в польском и украинском языках данная речевая конструкция строится калькой с английского: wlasnoscia priwatna – в польском и приватна власнiсть – в украинском.

Далее, в каждой культуре происходит ценностное ранжирование универсума – все реалии делятся на сакральные, важные, профанные, неприличные, табуированные к упоминанию и осмыслению. Средний советский человек прекрасно знал, что такое политинформация и стахановец, но понятия не имел об ипотеке, волатильности и финансовых рисках. В результате формируется специфическая картина мира, в которой названы и выделены как значимые, заслуживающие внимания одни сущности и отправлены в фон как второстепенные, неприличные или табуированные другие. Скажем, в советской реальности существовали искушенные в истории знатоки, понимавшие особое значение словосочетания «запломбированный вагон» (речь идет о вагоне поезда, идущего через Германию от Швейцарии к Швеции, в котором в апреле 1917 года лидеры большевиков переправлялись в Россию). Однако обсуждать этот эпизод отечественной истории вслух категорически не рекомендовалось.

Язык закладывает глубинные основания миропереживания на уровне своей структуры. Фраза «Это стол» по-английски звучит This is а table, что дословно означает «Это есть стол». Во французском варианте – С’est un buffet. Из русского языка выпала связка «есть/ суть» в составных именных сказуемых. Мы не отдаем себе отчета в том, что тысячекратное повторение конструкции «это есть…» утверждает онтологическую безусловность окружающей нас реальности , которую можно попытаться изменить, но нельзя отредактировать. Ибо это есть или это было.

В русской культуре отсутствует глубинное убеждение в объективности мира, лежащего за рамками наших перцепций, его существовании по собственным законам, помимо нас и независимо от наших пожеланий. Автор помнит лозунг «Реки потекут вспять», звучавший еще в 50-е годы прошлого века. Сама идея построения коммунизма предполагала изменение природы человека и системы общественных отношений. Хилиастический проект как фундаментальное богоборческое усилие исходил из пресуществления этой природы, претворения ее в точке входа в Царствие Небесное. Для европейца, исходившего из научно-рациональной картины мира, такие построения лежали за рамками здравого смысла, в пространстве средневекового упования на чудо и благодать.

Надо сказать, что русская культура наделена гигантским потенциалом противостояния объективной истине. Здесь сразу вспоминается Достоевский, писавший: «Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Это существенно. Данная установка реализуется не только на уровне философского суждения, но и в тысячах обыденных ситуаций.

Помню, в молодости меня поражала глубочайшая безнравственность советского общества. Причем на самом массовом, низовом уровне. Детям врали об аистах, от них скрывали сложные обстоятельства и проблемы старших. От больных стариков скрывали смертельный диагноз. Из самых лучших побуждений, «чтобы не расстраивать». В сознании носителей этой культуры истины как непреложной, абсолютной ценности не существовало. Я уже не говорю о том, что люди постоянно врали по мелким, сиюминутным и грошовым поводам (трамвай сломался, у троллейбуса колесо отвалилось, застрял в лифте и так далее). Истинно то, что выгодно, то есть предпочтительно в данный момент по тем или иным мотивам. Как это замечательно пересекается с памятным старшему поколению тезисом Ленина «Нравственно все, что служит построению коммунизма, делу революции» 6 6 Ленин В.И. Задачи союзов молодежи. Речь на III Всероссийском съезде РКСМ 2 октября 1920 года. . В культуре с другими этическими традициями Ульянов-Ленин не имел бы шансов реализовать свои идеи.

В исламском мире бытует изречение «Даже Аллах не в силах сделать бывшее не бывшим». В нашей реальности все иначе. Если мир не являет собой непреложную объективность, его можно корректировать, подправлять, редактировать, увязывать с образом сакрального Должного.

Это еще не все. К примеру, понятие проблемы представляется нам самоочевидным. На самом же деле это не так: культура определяет, что есть проблема и каковы «правильные» пути решения этой проблемы. К примеру, традиционное крестьянство России хронически страдало от малоземелья. В традиционной семье рождались и выживали несколько сыновей, которые потом заводили собственные семьи. Однако земельный надел конечен. Участок земли меньше определенного предела не мог прокормить новые семьи. Из этой ситуации существовало три выхода: переселенческое движение на пустые земли; отход от традиционной технологии и освоение новых, прогрессивных технологий и, наконец, так называемый черный передел, то есть всеобщий передел земли и ликвидация помещичьего землевладения.

Переселение было достаточно сложным и дорогим предприятием, пустые земли существовали преимущественно на окраинах государства. Крестьяне с трудом поднимались на переезд, а случалось, и возвращались обратно. Власть и земская интеллигенция подвигали крестьян к освоению новых технологий, от чего традиционно ориентированный крестьянин категорически отказывался. Патриархальная крестьянская культура видела решение своей главной проблемы во всеобщем переделе земли. Крестьяне постоянно ждали «государевой воли», которая ликвидирует частную собственность на землю и передаст все пахотные земли в руки крестьянской общины. С этими упованиями крестьянство вошло в Февральскую революцию. Декрет о национализации всей земли и установлении для крестьян бесплатного землепользования от 12 ноября 1917 года обеспечил победу большевиков в Гражданской войне. Восторжествовало крестьянское понимание Должного, соответствующего традиционной культуре и отвечающего вековым упованиям крестьянства.