Сергей Глезеров - Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века

Однако Адмиралтейств-совет не согласился с доводами лейб-медика: после детального обсуждения он решил сохранить все «права и преимущества» за исторической «чаркой водки». Вопрос о необходимости «чарки водки» во флоте рассматривался с самых разных точек зрения – социально-бытовой, правовой и «частно-служебной». По мнению членов Адмиралтейств-совета, традиционная флотская «чарка водки» никакого вреда для здоровья не представляет. В подтверждение приводились доводы ряда авторитетных ученых-врачей, к примеру профессора Тарханова.

Наоборот, на флоте, доказывали члены Адмиралтейств-совета, без «чарки водки» просто никак не обойтись, поскольку вахтенная жизнь матроса и офицера находится почти постоянно в зависимости от погодных условий, зачастую столь неблагоприятных, что только пресловутая «чарка водки» способна предотвратить неминуемое заболевание. И, наконец, утверждали члены Адмиралтейств-совета: «Во флоте алкоголиков нет!» Точнее, «не наблюдается нижних чинов, спившихся от ежедневной „чарки водки“». Кроме того, каждый матрос имел право отказаться от этой порции алкоголя и получать взамен денежный эквивалент ее стоимости – восемь копеек.

В итоге совещания Адмиралтейств-совет не признал необходимым и своевременным отмену «исторической чарки водки», отложив вопрос на неопределенное время. Вернее, как было указано, «впредь до пересмотра и изменения общих норм пищевого и денежного довольствия для нижних чинов флота».

«Петербург смело можно назвать „веселой столицей“, судя по миллионам бутылок выпиваемого ежегодно шампанского, – утверждала девяносто лет назад „Петербургская газета“. – Шампанское в Петербурге льется рекой».

«Петербуржцы требуют музыки и плясок», – замечали столичные репортеры, рассказывая о жизни «гулящего Петербурга». А потому многие рестораны просто превратились в кафешантаны, не желая отставать и терпеть конкуренцию от настоящих шантанов. В любом ресторане его владельцы старались устроить музыку, кто во что горазд: в одних публику развлекали плохонькие оркестры из двух-трех балалаечников, в других – струнные оркестры румын, а в третьих были целые «оркестрионы».

Наблюдая подобный расцвет индустрии увеселения, городские власти предложили ввести особый налог на зрелища и развлечения, взимаемый в пользу города. Вопрос попал в повестку Городской думы и был положительно решен в конце апреля 1914 года.

Налоговому обложению отныне подлежали билеты в кафешантаны, кинематографы, клубы, бега и скачки, оперетки, фарсы, миниатюры – то есть зрелища, преследующие исключительно цели развлечения, забавы и веселья. С билетов стоимостью до 50 копеек решили взимать налог в одну копейку, с билетов от 50 копеек до рубля – пять копеек, и так далее. Установили даже сбор с контрамарки – по десять копеек.

Утром у кассы Мариинского театра. Рисунок М.В. Добужинского

На сцене столичных кафешантанов…

Афиша петербургских театров. 1910 г. Из журнала «Солнце России»

От налога освободили только самые дешевые 10-копеечные билеты, хотя встречались такие очень редко. Кроме того, от вновь введенного налога освобождались билеты на театральные представления, которые преследовали «художественные, просветительные и гигиенические цели».

«С пышной трапезы веселящихся петербуржцев будут перепадать крохи бедным», – замечал современник. Власти рассчитывали, что в результате введения «налога на развлечения» городской бюджет будет дополнительно получать до 350 тысяч рублей в год. Увы, эти надежды не сбылись: вскоре началась Первая мировая война, и петербуржцам стало не до веселья…

Вопрос об оторванности чиновников от народа, а также об их необоснованных привилегиях, стар как мир. Тем не менее он остается актуален и сегодня, как и век назад. К примеру, тогда многих петербуржцев до крайности раздражали и возмущали барские замашки, а также элементарная нескромность городского головы Ильи Ивановича Глазунова.

Он довольно часто служил объектом едкого злословия со стороны газетчиков, но сам к этой критике относился достаточно спокойно. Правда, поводов для подобных нападок городской голова действительно подавал немало. По сравнению с предыдущим городским головой, Резцовым, «скромным деятелем демократической складки», Глазунов отличался совершенно иными повадками. Скромности и умеренности ему явно не хватало.

Порой это приводило к совершенно комическим ситуациям. Взять хотя бы нашумевшую историю с трамвайным билетом № 1. Открывая в 1907 году движение электрического трамвая, Городская дума постановила: не давать никому ни одного бесплатного и почетного билета. Однако когда городским головой стал Глазунов, трамвайная комиссия из кожи вон лезла, чтобы выразить новому шефу свое подобострастие. С этой целью она изготовила ему почетный билет на бесплатный проезд по линиям городского электрического трамвая. На билете значился очередной номер, соответствовавший регистрационной книге. Но – о ужас! – номер оказался многозначным. Это вызвало гнев нового «отца города»:

– Позвольте, почему не первый? – с неудовольствием будто бы спросил новоиспеченный «лорд-мэр». – Я не хочу быть ни вторым, ни десятым, ни сотым. Мне нужен билет номер один!

Комиссия долго думала и гадала, пока одного из ее членов не осенила гениальная мысль: а почему не может быть два первых номера? Все ухватились за эту счастливую идею, и уже через день Глазунову торжественно вручили билет за № 1.

Правда, своим правом Глазунов едва ли пользовался. Ему было совершенно не с руки толкаться с простыми пассажирами на трамвайных площадках. Более того, общественный транспорт останавливали, дабы обеспечить «зеленую улицу» новому городскому голове. Этот «особливый почет» Глазунова, поставившего себя таким образом выше всех горожан, вызвал у многих петербуржцев крайне негативную реакцию.

В июле 1910 года на страницах печати передавался случай, произошедший в Лесном, где Глазунов жил на даче. Городской голова ехал к себе домой по 2-му Муринскому проспекту, а в это время по Большой Объездной улице (ныне улица Орбели), пересекавшей проспект, двигался поезд паровой железной дороги. Стрелочник, завидев в экипаже мощную и властную фигуру городского головы, тотчас же выставил красный фонарь и остановил поезд, хотя ему было еще далеко до 2-го Муринского. Когда начальство проехало, милостиво ответив на поклон стрелочника, тот разрешил паровику продолжать движение.