Ирина Чайковская - Время Культуры

Русский человек, как считал академик Лихачев, способен на самую большую жестокость и самое большое самопожертвование. Он может быть и великим грешником и человеком милосердным. Вспомним пушкинского Пугачева, вешающего дворян, стоящего во главе «бессмысленного и беспощадного» русского бунта, но милующего Гринева.

Вспомним пушкинского же Антипа-кузнеца, спалившего барский дом вместе с приказными, но спасшего кошку с горящей крыши. Так и Достоевский в фильме. Он способен вырвать из ушей жены золотые серьги, чтобы поставить их на кон, но в минуты просветления, он просит прощения, он готов на жертвы…

Герои Достоевского – Рогожин, Свидригайлов – сладострастники, но и им свойственны благородные порывы, а темная и мутная «карамазовщина» живет даже в иноке Алеше. В фильме эта «карамазовщина» живет и в Достоевском. Характерно, что достоевсковеды не хотят даже упоминаний о растленной «девочке» в связи с биографией Достоевского. Это-де грязная сплетня, пущенная Страховым и не имеющая под собой оснований. Возможно и так, однако образ переходит из книги в книгу, есть он и в последнем романе писателя «Братья Карамазовы», правда, в главе, изъятой цензурой. Мучил писателя этот образ, не оставлял…

Вспоминается стихотворение Блока, запечатлевшего «русский характер»: «Грешить бесстыдно, непробудно», а потом «зайти сторонкой в божий храм». И завершает эти стихи Александр Александрович так: «Да, и такой, моя Россия, /Ты всех краев дороже мне». Что-то подобное мог бы сказать о себе и Достоевский.

Азарт, страсть – все это свойство русского человека. Немец Германн стоит у зеленых столов и наблюдает за игроками. Достоевский в фильме не может не играть, не в состоянии удержаться от игры. Предел страсти – осознание нависающей гибели. Это останавливает.

Федор Михайлович не замечен был в питии, мне кажется, что азарт игры заменял ему горячительное, спасал от «русской болезни», так же, как Некрасова, спасала игра в карты. Уход в пьянство или в какую-то страсть – еще одно свойство русской души, не нашедшей в жизни удовлетворения, справедливости и правды.

Русский человек не довольствуется материей, бытом, он решает свои мировые вопросы, вопросы мироздания. В этом смысле Достоевский в фильме (и в жизни) русский из русских. И не будь Анна Григорьевна хорошей хозяйкой и не научись она вести дела мужа, плохо бы ему пришлось в так называемой «обыденной жизни».

Не то чтобы не умели русские мужчины вести дела – умели и умеют, да чаще всего плохо эти дела кончаются – по разным причинам. Не будем говорить о подножках со стороны чиновников и государства. Но еще и слишком неуемна русская натура, многого хочет, одного барыша ей мало…

Русский человек стихийно талантлив. Вот и Достоевский – талант поразительный, проявлявшийся в самых жестоких условиях, например, в тот неполный месяц, когда больной и загнанный в угол, он надиктовывал молоденькой стенографистке Ане Сниткиной своего «Игрока».

Удивительно сыграл Миронов своего героя! О даре писателя-провидца свидетельствует хотя бы то, как артист читает пушкинского «Пророка». Читает голосом «Достоевского» – надломленным, с хрипотцой – Евгений Миронов чудесным образом овладел этим голосом – и звук его, вначале слабый, в конце нарастает и гремит как набат. Потрясающее впечатление! Талант! Гений! Но уж очень подчас тяжелый, депрессивный, временами просто больной… Хорошо, что только временами.

06.02.2016

Не могу пройти мимо одного майского события, показавшегося значимым.

На Первом канале был показан 6-серийный фильм «Война и мир» по роману Льва Толстого, снятый в Великобритании 36-летним режиссером Томом Харпером. Картина совсем свежая: 3-его января 2016 года была ее мировая премьера, через пять месяцев, 10-го мая, начался ее показ на российском ТВ. Телевизионщики сработали достаточно оперативно. А фильм, как я слышала, вызвал огромный зрительский интерес, но также споры.

Меня всегда увлекало сопоставление одного и того же сюжета в его разных интерпретациях. В молодости я занималась восточной поэзией, где вообще господствует принцип обыгрывания одного и того же мотива в сочинениях разных поэтов. Скажем, поэма «Лейли и Меджнун» имеется и у Низами, и у Джами, и у Навои. Кто не знает о поэтических соревнованиях в Средневековой Франции, на одном из которых на тему «от жажды умираю над ручьем» с поэтами-сопер-никами соревновался сам гениальный Франсуа Вийон, сложивший трагическую «Балладу поэтического состязания в Блуа»?!

Вот и в этот раз фильм можно было сравнивать с первоисточником – романом Толстого и с несколькими его экранизациями. Из них самые запомнившиеся – американская (1956), с Одри Хепберн в роли Наташи Ростовой и Пьером Безуховым в исполнении Генри Фонды, и фильм Сергея Бондарчука, сделанный через одиннадцать лет (1967), где Наташу сыграла дебютантка Людмила Савельева, а режиссер выступил в роли Пьера Безухова.

Скажу так: в американском фильме запомнилась Наташа, недаром режиссер Кинг Видор создал Одри Хепберн особые условия на съемках и заплатил неслыханный гонорар. Картина смотрелась и была любима, потому что всем нам было в диковинку и в радость, что «эти американцы» взялись за такой русский сюжет и так в общем-то бережно к нему отнеслись.

Фильм Бондарчука – киноэпопея в 4-х частях – поражал размахом и масштабностью батальных сцен. В нем звучал текст Толстого, прочитанный голосом режиссера. Все персонажи были узнаваемы в квадрате, так как на знакомые со школьных лет характеры накладывалась узнаваемость известных актеров, занятых в картине, – Бондарчука, Скобцевой, Тихонова, Ефремова, Табакова, Станицына, А. Вертинской, Шурановой… и многих других советских знаменитостей.

В английской телевизионной версии толстовского романа ничего похожего нет. Мне, по крайней мере, никто из актеров, снявшихся в ленте, не знаком. А есть среди них, как показалось, первоклассные. Сразу отмечу великолепного молодого Пьера – Пола Дано. И знаете, о чем я подумала: на Пьере держится вся эпопея, вовсе не на Наташе – на Пьере, ибо он всеобщая связка.

Он связывает «мир» и «войну», так как участвует и в мирных, и в батальных сценах. Семейства Ростовых, Болконских и Курагиных тоже связаны посредством Пьера. Он друг Андрея Болконского, он посещает дом Ростовых с Наташиного детства, он участник кутежей вместе с Анатолем Курагиным и муж его бездушной красавицы сестры. К тому же Пьер, в отличие от Андрея Болконского, присутствует в тексте до конца романа. Кстати, и начинается книга с раута у Анны Павловны Шерер, на котором появляется этот неуклюжий, никому неизвестный увалень, незаконный сын умирающего графа Безухова.