Евгений Костин - Пушкин. Духовный путь поэта. Книга первая. Мысль и голос гения

Прекрасное, глубокое письмо молодого Пушкина, который не на шутку расставляет важные вехи своей будущей деятельности. Вот уже сейчас появляется также иронический (внешне) намек на необходимость писания п р о з ы («лета к суровой прозе клонят»).

Важнейшим является также указание на необходимость разработки оригинального «метафизического», то есть русского философского языка. Эта тема станет одной из внутренних, заповедных тем Пушкина, к которой он будет возвращаться не раз и не два. Но он задумался об этом очень рано. Так рано его гений понял необходимость такого шага для русской языковой картины мира. Любопытно, что он подтверждает наличие этого «метафизического» языка уже в самих письмах Вяземского, и соответственно, в своих ответах ему. Таким образом, письма лучших, образованнейших людей того времени становились площадкой развития многих особенностей русской литературной речи, в том числе и связанной с философствованием.

И наконец, шутливое замечание его о грамотных людях, которые скоро будут «нужны России» отдает глубинной, ледяной серьезностью – никогда Пушкин не забывает об отчизне в самом высоком смысле слова. Вот эта природная, глубинная историчность его сознания, впервые высказывает себя именно в письмах к друзьям, чтобы потом найти себя в «Борисе Годунове», «Капитанской дочке», истории Петра и записках о Пугачевском бунте. Это удивительно, как в самом начале своего творческого пути его ум начинает проникать в самые тайники национального духа, сути жизни отечества.

Сентябрь (после 4) – октябрь (до 6) 1822 г. Л. С. Пушкину. Из Кишинева в Петербург. Перевод с франц.

Ты в том возрасте, когда следует подумать о выборе карьеры; я уже изложил тебе причины, по которым военная служба кажется мне предпочтительнее всякой другой. Во всяком случае твое поведение надолго определит твою репутацию и, быть может, твое благополучие.

Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них все самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься. Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, еще молодо; презирай их самым вежливым образом: это – средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоем в свет.

Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит; особенно же остерегайся допускать ее в обращении с начальниками, как бы они ни были любезны с тобой… Они скоро бросают нас и рады унизить, когда мы меньше всего этого ожидаем.

Не проявляй услужливости и обуздывай сердечное расположение, если оно будет тобой овладевать; люди этого не понимают и охотно принимают за угодливость, ибо всегда рады судить о других по себе.

Никогда не принимай одолжений. Одолжение чаще всего – предательство. – Избегай покровительства, потому что это порабощает и унижает.

Я хотел бы предостеречь тебя от обольщений дружбы, но у меня не хватает решимости ожесточить тебе душу в пору наиболее сладких иллюзий. То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако эта забава достойна старой обезьяны XVIII столетия. Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца желаю тебе обладать ею.

Никогда не забывай умышленной обиды, – будь немногословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление.

Если средства и обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения.

Никогда не делай долгов (увы, сколько раз самому поэту придется в своей жизни опровергать эту максиму – Е. К.); лучше терпи нужду; поверь, она не так ужасна, как кажется, и во всяком случае она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым.

Правила, которые я тебе предлагаю, приобретены мною ценой горького опыта. Хорошо, если бы ты мог их усвоить, не будучи к тому вынужден. Они могут избавить тебя от дней тоски и бешенства. Когда-нибудь ты услышишь мою исповедь; она дорого будет стоить моему самолюбию, но меня это не остановит, если дело идет о счастии твоей жизни.

Поразительное письмо, написанное совсем молодым человеком, ведь Пушкину исполнилось всего-навсего 23 года. Оно близко письму, которое пошлет Антон Чехов своему брату Николаю. Они во во многом совпадают даже по ряду выраженных позиций – суждения о женщинах, к примеру. Помимо легко узнаваемого светского table-talk и употребления некоторых привычных для разговоров светских людей выражений и тем, Пушкин в письме брату Льву выступает как моралист, производящий психологическую и нравственную оценку своему времени и обществу. Некоторые вещи объясняют многое и в самом творчестве поэта: чего стоит, к примеру, сентенция в виде совета брату думать о людях как можно хуже – в таком случае ошибки не будет.

1823

6 февраля 1823 г. П. А. Вяземскому. Из Кишинева в Москву.

Все, что ты говоришь о романтической поэзии, прелестно, ты хорошо сделал, что первый возвысил за нее голос – французская болезнь умертвила б нашу отроческую словесность. У нас нет театра, опыты Озерова ознаменованы поэтическим словом – и то не точным и заржавым… Вся трагедия (Озерова – Е. К.) написана по всем правилам парнасского православия; а романтический трагик принимает за правило одно вдохновение…

Читал я твои стихи в «Полярной звезде»; все прелесть – да ради Христа прозу-то не забывай; ты да Карамзин одни владеют ею.

Пушкин абсолютно точно понимает «возраст» русской слолвесности – «отрочество». То есть с самого начала он отчетливо и рационально выстраивает свою творческую стратегию, как преодоление разрыва между отечественной литературой и тем, что уже сделано на Западе (Франция здесь первый пример и почва для подражания и соревнования). Он определяет цель, в параметры которой вписываются и реформирование поэтического языка, и порождение оригинального русского театра (драматургия), и развитие прозы, и борьба со всевозможной архаикой, еще пробивающейся в литературе.

Короче, это программа, и четко обдуманная, пусть она еще не сформулирована пока с кристалльной ясностью, что он будет делать в своих литературно-критических опытах, но путь к этой цели для Пушкина очевиден, и свое место в русской литературе он определяет по мере продвижения к этой цели.

13 июня 1823 г. А. А. Бестужеву. Из Кишинева в Петербург.

Покамест жалуюсь тебе об одном: как можно в статье о русской словесности забыть Радищева? кого же мы будем помнить?