Дмитрий Калюжный - Другая история литературы

В XIII веке появилось «Слово о погибели Русской земли»:

«Слово о погибели…» типологически соотносится с некоторыми из античных и средневековых памятников, воспевавших в более или менее сходных образах свое отечество. Таково описание Италийского полуострова в «Естественной истории» Плиния Старшего (I в.), Галилеи — в греческом тексте и в древнерусском переводе «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия (I в.), Испании в «Испанской истории и великой общей истории» (XIII в.).

I век и XIII век — одна и та же линия № 5.

В XIV веке, как почти везде в Европе, мы видим на Руси новый стиль: «плетение словес».

Д. С. Лихачев пишет:

«В поисках опоры для своего культурного возрождения русские, как и другие европейские народы, обращаются к древности, но не к древности классической (Греция, Рим), а к своей национальной. И в этом следует видеть главную особенность русского Предвозрождения».

В том-то и дело, что в этом нет ничего особенного, потому что «классическая древность» — это и есть нормальное европейское средневековье. И другие народы точно так же обращаются с конца XIV века к своей национальной классике, появляется множество стилизаций «под средневековье» и на Руси, и в Европе, и даже в Индии и Китае.

«Этот повышенный интерес к „своей античности“ — к древнему Киеву, к старому Владимиру, к старому Новгороду — отразился в усиленной работе исторической мысли… в обостренном внимании к произведениям XI — начала XIII в.».

Например, былины об Алеше Поповиче были сложены именно в это время, тогда как былины об Илье Муромце гораздо более раннего происхождения. Также и некоторые саги на Западе, внешне мало отличимые от более ранних, сложены в это время.

И кстати, нельзя сказать, что Руси не была знакома «античная» культура и система ценностей. Согласования с античными произведениями наших литературных работ литературоведы нашли, как мы это только что показали. А специалисты по изобразительному искусству нашли также схождения с антической Грецией в живописи:

«Для России… античность отнюдь не была далекой от современности, замкнутой в прошлом исторической эпохой, — пишет Г. Кнабе. — Творчество Рублева в целом и его „Троица“ в частности были как бы заново открыты на рубеже ХХ века и с тех пор вызывали и вызывают… все большее количество отзывов, наблюдений и ученых анализов. Среди них обращает на себя внимание всеобщее ощущение реальной и очевидной связи этих произведений с искусством классической Греции».

А вот мнение Н. Деминой:

«В своей разумной уравновешенности и соразмерности всему человеческому Рублев ближе к эллинам классической поры, чем к напряженно взволнованным людям эллинистического мира и Византии».

О чем же сообщают нам искусствоведы? А сообщают они, что художник Андрей Рублев (1360/70 — ок. 1430, линия № 6–7) в творчестве своем ближе эллинам классической поры (V–IV века до н. э., линия № 5–6), чем к более высокой культуре эллинизированного мира (III–II века до н. э., линия № 7–8), или искусству Византии (ниже линии № 5). И это совершенно правильно. Россия линии № 6 сопоставима именно с линией № 5, потому что у нас искусство всегда отставало от европейского и средиземноморского уровня.

Из литературных произведений в XV веке появляются: «Задонщина» — крупнейшее произведение о Куликовской битве, якобы обращение к примеру «Слова о полку Игореве», — начало века. «Сказание о Мамаевом побоище», середина XV века. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. «Сказание о князьях Владимирских», рассказывающее о происхождении русских князей от римского императора Августа.

В это же время или в начале XVI века появляется повесть о Вавилонском царстве, где развивается идея преемственности византийских монархов от Вавилона.

XVI век. «Великие Минеи Четьи» митрополита Макария — собрание всех произведений, посвященных житиям святых. «Домострой». «Стоглав».

«Однако неудача Возрождения была завуалирована пышными формами официальной историографии… и появлением грандиозных „обобщающих предприятий“ в литературе»,

пишет Д. С. Лихачев, продолжая переживать за Русь. Но то же самое мы видим и в «древней» Греции в эпоху эллинизма, то есть, если перевести скалигеровскую хронологию в нашу, в XV–XVII веках. В Западной Европе в это время выходят огромные серии античных писателей, целые университеты «дорабатывают» Аристотеля и других «древних», которые, впрочем, действительно были древними в сравнении с теми, кто их обрабатывал.

«Оиже в церквах стоят в тафьях и в шапках. Да по грехам бесстрашие вошло в люди в церквах божиих, в соборных и приходных, стоят без страха и в тафьях, и в шапках, и с посохи. Якоже на торжище, или на позорище, [95] Зрелище. или на пиру, или яко в корчемнице, и говор, и ропот, и всяко прекословие, и беседы, и смрадные словеса; пения божественного не слышат в глумлении. Церковь божия устроена на молитву приходити и на оставление грехов, и Бога молити со страхом, мы же паче на гнев Бога подвизаем.

Иже бреют главы и брады. Да по грехам слабость, и небрежение, и нерадение вниде в мир в нынешнее время; нарицаемся хрестьяне, а в тридцать лет и старые главы бреют и брады и ус, и платье и одежи иноверных земель носят, то по чему познати хрестьян?

Иже хрестьяне рукою крестятся не по существу [96] Не по установлению. … и крестное знамение не по существу кладут на себе, отцы духовные о сем не радят и не поучают.

Иже крестьяне клянутся и лаются. [97] Ругаются. Клянутся именем божиим во лжу всякими клятвами, и лаются без зазору всегда всякими укоризнами неподобными, скаредными и богомерзкими речьми, иже не подобает хрестья-нам. И во иноверцах такое бесчиние не творится. Как Бог терпит нашему бесстрашию?..

О птицах и зайцах, о удавленине. [98] Мясо задушенного животного. Продают в торгу по всем градам и по всем землям моего государства всякие птицы и зайцы давленину, а не колото живо и кровь не точена. И о сем в заповедях божиих вельми возбраняет хрестьянам давленина ясти. Достоит о сем законоположение рассудно утвердити, чтобы хрестьянские души давлениною не осквернялися…

О детином крещении. А детей бы крестили в церквах по уставу и по преданию святых апостол и святых отец. А не обливали водою, но погружали в три погружения. А крещали бы детей по священным правилам достоверно, якоже есть писано „О крещении младенец“. Крещается от священника, глаголюще сице: „Крещается раб божий имярек. Во имя Отца“. И погружает его единощи, глаголя „аминь“. Та же „И Сына. Аминь“, и погружает паки. [99] Опять, снова. „И святаго Духа“, и паки погружает третием. И глаголет: „И ныне, и присно, и во веки веком, аминь“. Ведомо же буди, яко по апостольском 49 правиле измещется священник, крестивый сице, рек: „Крестится раб божий, имярек. Во имя Отца и Сына и святаго Духа ныне, и присно, и во веки веком, аминь“. И тако погрузив крещаемого, и паки тоже слово рек и паки погрузив. И паки тоже слово третием рек и паки погрузив. Крестит бо, рече, в три безначальныя и в три сыны и в три утешителя — в 9 лиц. Такоже измещется по 8 правиле и рекий все тожде слово и погрузив крещаемаго единощи, яко не славя воскресения. Но сице подобает крестити. Прием священник рукама крещаемого и глаголет: „Крещается раб божий, имярек. Во имя Отца, аминь“. И низводит его и возводит. „И Сына, аминь“. Низводит и возводит. „И святаго Духа. Ныне, и присно, и во веки веком, аминь“. И паки погружает его. И тако бы крестити в три лица божественна. В тридневное воскресение Христово треми погруженми, и посем мажет его великим миром и облачит его во вся новая, прежде вдав его на руки приемнику. И поет священник с людьми: „Блажени, им же отпустишася беззакония, и им же прикрышася греси“ и прочая по уставу. А кум был бы один — любо мужеский пол, а любо женский, а по два бы кума и мнози кумове не были, как у вас преже сего было.