Юрий Шилов - Космические тайны курганов

до этой цели!

Да живут они сотню обильных осеней!

Да закроют смерть (этой) горой!

Р и г в е д а

Лето 1972 года выдалось необычайно знойным.

Дождей не было с самого марта, мелиорацию плани­ровалось ввести под Старосельем лет через десять, и посевы у подножия Высокой Могилы стояли под безжа­лостным небом не менее беззащитно, нежели тысячеле­тия назад.

Строители не торопили, и необходимости в археоло­гических раскопках тогда еще не было. Просто руковод­ство нашего института позарилось на самый большой курган Херсонщины в надежде поразить мир новыми со­кровищами скифо-античного искусства. Начало работ вполне обнадежило: на вершине рукотворного холма встретились и битые амфоры, и бронзовые наконечники стрел... Но все это оказалось следами не захоронения, а почитания. Скифы сочли памятник делом рук своих предков; заложен же он был пять тысячелетий назад — во времена столь же от них отдаленные, насколько са­ми скифы удалены от нас.

Утратив к Высокой Могиле живой интерес, началь­ство поручило докопать ее мне — вчерашнему студенту, специализировавшемуся как раз на доскифских, древ­нейших курганах Причерноморских степей...

Я приспособился выходить из лагеря еще до рассве­та, задолго до появления сотрудников на раскопе. При­ятно было шагать дремотным проселком, расплескивая босыми ногами прохладную пыль. Словно в детство идешь, и вот-вот откроется за поворотом знакомая цепь полураспаханных, а местами еще в ковылях "степных пирамид". На месте одной из них стоит родительский дом в оставленном мной селе. Я даже стихи сочинил:

Отцовский дом — саманный. Из земли,

что взята из кургана.

Вот так когда-то возвели

пол нашего села...

Я рос как все. Но, может быть,

земля мне нашептала

немного больше древних слов —

и тайной завлекла...

Однако не воспоминания детства и не жара гнали меня в поле ни свет ни заря. Утренние тени помогали увидеть на стенках траншей такое, чего под полуденным солнцем никак не рассмотришь. Да и работалось в оди­ночестве лучше, голова не болела.

Начало моей научной карьеры совпало с очередным переломом в отношении к "пирамидам степей". Раньше, еще с начала XIX века, археологи раскапывали их с целью пополнения музейных коллекций, причем прими­тивные изделия нередко выбрасывались. Затем, в самом начале XX века, внимание исследователей привлекла конструкции могил и закономерности сочетания древних изделий и погребального обряда. Тогда же сложился доныне господствующий подход к курганным насыпям как к большим кучам земли над могилами степняков-скотоводов...

Такое отношение стало меняться лишь в 60-х годах, когда возникла мысль об архитектуре курганов.

Повышенный интерес исследователей доскифских курганов вызывали в те годы находки древнейших по­возок, антропоморфных (человекоподобных) стел и рас­писанных красной охрой гробниц. Об их назначении особенно не задумывались: "средство передвижения", "возвеличивание патриархов", "имитация настенных ци­новок"...

В общем, я был совершенно не подготовлен к воспри­ятию тайн Высокой Могилы. Да и другие археологи тоже.

Незадолго до открытия погребения "космического странника" едва не случилась беда: один из наших буль­дозеров напоролся на склад боеприпасов...

В ожидании саперов сотрудники экспедиции сидели в лесопосадке и вели такой разговор:

— Вот дурной был народ! Оттакенную гору зем­ли — над пустыми могилками. Одни трухлявые кости! Понятно бы — меч или сбрую... А может, селяне уже растянули? В Староселье столько слухов про клады! — начал старший из двух бульдозеристов.

— А ты слушай, — лениво отозвался Женя-фото­граф. — Сколько мы погребений расчистили, семь? И хоть в одно кто-нибудь лазал до нас? И не за чем бы­ло: эпоха доклассовых обществ! Всеобщее равенство и нищета.

— Может, вождей хоронили? Что над ними — та­кую вот гору? — не слушая Женю, продолжает рассуж­дать вслух Петрович. — Так тоже вроде бы нет: и детей тут же они хоронили.

Фотограф равнодушно молчит, а я притворяюсь спя­щим. Что переливать из пустого в порожнее — ничего нового к тому, что раньше рассказывал, сейчас все рав­но не прибавлю.

— А чем насыпали? — бубнит себе дальше Петро­вич. — Бульдозерами вот — и то третий месяц пошел. А они, конечно, вручную... И для кого? — для голоты. Горшок из грязи — и то не при каждом.

— Ну, если по нашим могилам судить... гвозди да пуговицы, — вмешался его напарник, Сашко. — Так де­лать вывод, что мы — дикари?!

Старик помолчал, а затем еще более рассудительно, желая позлить спорщика, выдал:

— Мы — не дурные. Так-сяк закопали, лопатой сверху приляпали — вот тебе и... А они оттакенную го­ру земли! Дурная ж работа!..

— Ха! — начал заводиться Сашко. — Вы, напри­мер, в Сталинграде бывали?

— Ну!

— Мемориал на Мамаевом кургане там видели?

— Когда я там был, так не до памятников было! — с большим достоинством бросил Петрович.

— Э-э! — насмешливо отозвался фотограф. — Ты, дед, не уходи от вопроса!.. Сашко подводит к тому, что и у нас много дурного труда. Нет, мемориалы — дело, в общем-то, нужное. А военные расходы?.. Знаешь, сколь­ко стоит выпущенная в небо ракета?

— Ну? — нехотя буркнул Петрович.

— Сколько такая же болванка из чистого золота!.. А ты кажешь: дураками, мол, были. Так и счас не умней!

Петрович ругнулся в сердцах: и чего, дескать, при­стали? Но сдаваться не стал.

— Да будь мое право, я б тринькать гроши не дал! И спутники эти — пуляем один за другим... и раскопки эти проклятые — пустое же место шуруем! Мешает ка­налу? — вот и сровняли б, и все!

— Специалистам виднее: пустое или, может, и полное...

— А!.. Кончай перекур! — подхватился Петрович. Я сделал вид, что отхожу ото сна. Было стыдно и за себя, и за предков, которые построить построили, а вот оставить завет позабыли.

Я оказался не прав. Вскоре открылось нам погребе­ние и началось приобщение к тайне.

Погребение с колесами нашли при вскрытии послед­ней траншеи. Случилось это в субботу, под конец рабо­чего дня. Бульдозерный нож срезал очередной ломоть грунта и обнажил полуистлевшие ступицы.

Такое в моей практике было. Я уже знал, что здесь ожидать. Поэтому махнул Петровичу: отъезжай, глу­ши мотор! — и присыпал землей находку. До понедель­ника.

Ночью проснулся в поту. Приснилось, что разруша­ют могилу. Едва дождавшись рассвета, взял лопату, рейку, рюкзак с инструментами, фотоаппарат, планшет и двинулся на раскоп.

До полудня выбирал заполнение. Духота стояла та­кая, что перестали бродить по траншее вороны — попря­тались, раскрыв клювы, в пепельную тень растресканных бровок и косились в белесое небо.