Юрий Доманский - Тексты смерти русского рока

В случае суицида важнейшую роль в биографическом мифе играет способ смерти. И не случайно Г. Чхартишвили хочет «обратить внимание читателя на символическое значение способа смерти, который выбирает самоубийца». [96] Чхартишвили Г. Указ. соч. С.384. Башлачев, напомним, выбросился из окна. В «Энциклопедии литературицида» Г. Чхартишвили названо 27 писателей, покончивших с собой таким способом. Только советская литература XX века потеряла в распахнутом окне таких художников, как Г.В. Табидзе и Н.И. Дементьев, И.Я. Габай и А.Л. Бем, С.П. Морозов и В. Ропшин. Французские, австрийские, американские, немецкие, итальянские, японские, чешские, венгерские, польские и даже сирийские художники выбрасывались из окна, сводя счеты с жизнью. [97] Подробнее см.: Там же. С. 444–571. Причем причины выбора именно такого способа ухода были самыми разными — от наркомании («Сколько было тех, кто вообразил, что может летать, и выбросился из окна» [98] Там же. С.376. ) и желания полететь (полетать) («Мой близкий! Вас не тянет из окошка / О мостовую брякнуть шалой головой? / Ведь тянет, правда?» Саша Черный [99] Цит. по: Чхартишвили Г. Указ. соч. С.301. Заметим, что аналогия с Сашей Черным применительно к Башлачеву не случайна — Юрий Шевчук вспоминал: «С Сашей мы много разговаривали, мы слушали “Аквариум”, Высоцкого, “Rolling Stones”, читали Сашу Черного» (Юрий Шевчук об Александре Башлачеве). ) до политических причин — «чаще всего от неминуемой тюрьмы писателя спасает не петля, требующая времени и подготовки, а распахнутое окно. Одно мгновенье, и палачи остаются с носом»; [100] Чхартишвили Г. Указ. соч. С.387. «Спасительное окно, мистический аварийный выход в иной мир, где нет предательства и страха, кому умереть было легче, чем капитулировать». [101] Там же. С.383. Башлачевский биографический миф впитал в себя все это, поскольку причинами гибели, как уже отмечалось, назывались и политика, и невозможность жить более в этом мире, и наркотики, и психические отклонения. Таким образом, и способом самоубийства Башлачев реализовал в культуре мифологему «смерть поэта».

Отметим еще некоторые особенности башлачевского биографического мифа. Это особый трагизм его личности, позволяющий соотнести «текст смерти» Башлачева с «текстами смерти» Байрона или Лермонтова, например, — «На Саше лежала какая-то печать трагичности», [102] Майк: Право на рок. С.221. — говорил Майк Науменко. И «многие из тех, кто близко знал Сашу, сходятся на том, что конец его был предопределен всем складом его характера, темперамента, личности». [103] Житинский А. Семь кругов беспокойного лада. С.8. А. Житинский, вспоминая о встрече с Башлачевым на V фестивале Ленинградского рок-клуба, пишет: «Саша открылся мне каким-то юным, доверчивым, нежным. Может быть, потому, что рядом сидела его Настя и было видно, что он очень ее любит. Вот тогда я и ощутил всю его хрупкость, и впервые какое-то опасение шевельнулось в душе». [104] Житинский А. Путешествие рок-дилетанта: Музыкальный роман. Л., 1990. С.204. Слава Задерий: «Он шел по позиции максимализма. Ставил себя в состояние человека, который может в любой момент уйти <���…> Он таким образом жил, наоборот, обостряя жизнь смертью»; [105] Пилипенко Галина. Указ. соч. С.33. «он же в своем собственном стиле работал. То есть, не работал, конечно, — жил». [106] Святослав Задерий. Указ. соч. С.6. Неустановленный автор: «очарованный смертник Башлачев, не пожалевший себя и своих невообразимых стихов, чтобы дать <���…> понятие о саморазрушении личности и об утере гармонии как о величайшем триумфе творчества». [107] Из статьи: Россия Егора Летова // Янка Дягилева. Придет вода. С.99. Более того, многие отмечают: Башлачев предвидел свою судьбу, осознавал, что «отчасти пишет судьбу сам», [108] Житинский А. Семь кругов беспокойного лада. С.8. пишет подобно тому, как творит произведение искусства. В качестве доказательства достаточно будет вспомнить стихотворение «Трагикомический роман»: «Давай очнемся и вдвоем напишем / Трагикомический роман. // Давай придумаем сюжет, / В котором нам найдется место <���…> Итак мы пишем наш роман. / Творим немыслимое чудо…». [109] Александр Башлачев. Стихи. [М.], 1997. С. 127–128. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы. Святослав Задерий признается по поводу песен «Егоркина былина» и «Ванюша»: «Я боюсь этих песен — но не то чтобы такой… “страшной” боязнью, а — духовной. Потому что человек, входящий в образ того, от имени которого он поет, сам как бы должен отчасти становится своим персонажем. Саш-Баш в этом был очень силен — он сначала входил в образ, потом переносил его на других». [110] Святослав Задерий. Указ. соч. С.60. Ср. еще одно мнение по поводу песни «Ванюша»: «Непонятно и жутко — оттого и страшно» (Из статьи: Россия Егора Летова // Янка Дягилева. Придет вода. С.100). Нина Барановская: «Большей боли, чем в песнях Башлачева, я не знаю сегодня ни у кого. Но это была не боль отчаяния, а огромная, не умещающаяся в границах сердца, разрывающая его боль за людей». [111] Цит. по ксерокопии вологодской газеты от 12. 3. 1989. Не случайно именно по отношению к Башлачеву А. Житинский отметил, «что судьба трагического поэта — такое же произведение искусства, как его стихи». [112] Житинский А. Семь кругов беспокойного лада. С.8.

Заметим, что слово «трагедия» становится в башлачевском мифе одним из ключевых. Хотя сам поэт свой роман определил как трагикомический, мифотворцы опустили «комедию», оставив лишь «трагическую» часть. И действительно — комический момент (даже в сочетании с трагедией) не может быть включен в русский миф о смерти поэта по его внутренней логике; историко-литературный контекст не допустит этого в процессе мифологизации. Единственное исключение здесь — Пушкин, прочно соединивший в сознании аудитории черты трагического поэта и веселого человека. [113] По мнению исследователей «пушкинской мифологии», в массовом сознании Пушкин — «беспечный весельчак», «пьяница», «Пушкин может все, он бесстрашен» (См.: Загидуллина М.В. Пушкин и Достоевский как народные герои (к вопросу о массовом восприятии личности и судьбы гения) // Вестник Челябинского университета. Сер.2. 1999. № 1). В доказательство мысли о соединении в мифе о Пушкине черт трагического поэта и веселого человека можно напомнить две песни Юрия Шевчука: в песне «Памятник (Пушкину)» поэт назван «любителем баб и крепкого вина», тогда как в песне «В последнюю осень» ключевым является трагический мотив раннего ухода поэта, заданный в русской культуре Пушкиным («Уходят в последнюю осень поэты. / И их не вернуть…»). Алексей Марков обратил внимание на соотнесение в этом плане Пушкина и Башлачева под впечатлением от мемориального концерта в БКЗ «Октябрьский»: «Но столько плохого, столько боли, мол, нельзя же так, потому что если вспомнить того же Башлачева, то у него было столько светлого пушкинского юмора… Такая у него теория была, что это как-то уравновешивало…». [114] Откровения от Ника // Янка Дягилева. Придет вода. С.73. И башлачевское «жизнетворчество» в «Трагикомическом романе» опирается на авторитет именно Пушкина через использование видоизмененной цитаты из стихотворения «Герой» 1829 года. У Башлачева пушкинские хрестоматийные строки выглядят так: «Тьмы низких истин, как всегда, дороже / Нас возвышающий… роман». [115] Подробнее см. нашу статью: Легенда о Поэте: Александр Башлачев и Александр Пушкин (в печати). Более того — Башлачев прекрасно ощущал тот историко-литературный контекст, в котором жил и творил. Трагические судьбы поэтов-соотечественников Башлачев проецировал на свою судьбу, примером чему может служить стихотворение «На жизнь поэтов», в котором Башлачев «сказал о самом сущностном в поэтической судьбе, в призвании поэта. Там поразительно много точнейших определений поэтического творчества, горестное предвиденье своей собственной судьбы и судьбы своих стихов». [116] Житинский А. Семь кругов беспокойного лада. С.4. Вместе с тем, стихотворение «На жизнь поэтов» может быть понято и как ирония над трагизмом мифа о поэте, но в свете башлачевской гибели читается как предсказание собственной судьбы через призму трагических судеб предшественников. [117] Нечто похожее произошло с песней В. Высоцкого «Мой друг уехал в Магадан». Игорь Кохановский, которому посвящена песня, вспоминает о событиях 25 июля 1980 года: «И вот первое, что донеслось до меня из далекого Вашингтона, была песня, столько раз пропетая мне Володей в нашем тесном кругу, а теперь предваряющая известие о его кончине. “Боже мой, — подумалось тогда, — ведь такое не приснится и в дурном сне! Написанная как веселое, шуточное, дружеское послание — песня передается в такой день по “голосу” из-за океана”» (Цит. по: Титаренко В. Прощай, Высоцкий. Документальная хроника похорон. Тамбов, 1998. С.28–29).