Владимир Миронов - Древние цивилизации

Абракас – гностическое божество

Велика и роль религии в жизни обоих наших народов. Ученые не раз обращали внимание на сходство трактовки христианской Троицы и солнечной триады Эхнатона (Нефертити). Святой Дух, одушевляя весь мир, сближается с образом Феникса – творящей солнечной души. О Троице у Максима Грека сказано так: «Якоже глаголем дискос, свет, луча – едино солнце три сия, а не три солнца». Сие есть таинство святой Троицы. Там и тут речь шла о Солнце. Адепты одного из течений «духовных христиан» (начало XX в.) условно делили Россию на семь «частей света», а среди них: «Берега Священного Нила», «Верхняя страна Кем» и «Нижняя страна Кем» («страна Кем» – это древнее название Египта). Художник К. Богаевский, выписывая пейзажи Восточного Крыма, стилизовал их в египетском духе, изобразив в виде пирамид. Ученый Е. Лазарев выразил идею той духовной общности, что существует между двумя странами: «Допустимо ли объяснять такие совпадения только общностью происхождения родственных сюжетов русской и египетской традиций? Вряд ли. Русь сохранила даже исконное название Египта. Видимо, древний мир был гораздо менее разобщенным, чем принято считать. И можно довольно уверенно указать на один из источников, косвенно повлиявших на культуру Руси. Это – Египет первых веков новой эры.

Троица. Икона. XIV в.

Египетские гностики изучали не только труды отцов христианской церкви, они помнили о древней культуре «страны Кем». И вместе с сектами гностического толка (богомилы, катары, альбигойцы) на Русь могли (тогда же) проникнуть знания о языческих солнечных таинствах Египта». Россия и Египет имеют немало схожих черт в религии и нравах. Закономерно и то, что египтяне стали своего рода «духовными отцами христианства»… М. А. Коростовцев в «Религии Древнего Египта» отмечал: «Монотеизм сменяет политеизм не единственным актом, а постепенно. Для становления монотеизма необходима не только подготовленность к его восприятию массового сознания, но и сокрушение политеизма. На последнее в Египте решился только Аменхотеп IV (Эхнатон), намного обогнав свое время. Одной из форм синкретизма является и объединение богов в триады, или троицы: бог-отец, богиня-мать и бог-сын. Это, конечно, очень древнее, примитивное представление о божествах, связанное с распространением на них земных обычаев, но в истории египетской религии оно сыграло свою роль. Такими троицами были, например, фиванские Амон, Мут и Хонсу, мемфисские Птах, Сехмет и Нефертум, Осирис, Исида и Хор. Последняя троица, как это давно отмечено наукой, оказала влияние на христианскую иконографию: Исида с младенцем Хором на руках является прообразом христианской богородицы с младенцем Иисусом на руках. Божественное семейство символизирует, по сути дела, одно божество, воплощает одну идею. Египетская теология пошла дальше – она сумела создать не семейные троицы и увидеть за тремя богами одно божество. Так, например, в Мемфисе сливали в единого бога трех богов – Птаха, Сокара и Осириса. Птах был городским богом Мемфиса и создателем мира, Сокар – мемфисским богом умерших, Осирис – общеегипетским богом умерших. Тем не менее в ряде текстов не только времени Нового царства, но и Среднего о всех трех говорится как о едином боге». Единый бог таким образом предстал в трех лицах. Отсюда уже недалеко и до христианской догматики.

Эпизод оперы «Аида» спустя сто с лишним лет после ее премьеры

Общие черты заметны и в типе государств. Их фараон похож на русского царя, являя собой существо особой, божественной породы. Поэтому русские цари воздали должное Египту. Николай I приказал доставить сфинксов, водрузить их в Петербурге, у Академии художеств. Побывал тут в 1872 году великий князь Николай Николаевич с ознакомительной поездкой. Будущего царя встречали с подобающим его высокому сану почтением.

Реконструкция ансамбля времен Рамсеса III

В его честь дали представление оперы Верди «Аида». Костюмы и декорации к опере были изготовлены под личным наблюдением знаменитого египтолога О. Мариета, директора Булакского музея. Тот сам сопровождал великого князя во время осмотра им музея и некрополя в Саккара. На гостей произвели большое впечатление Серапеум и гигантские саркофаги со священными быками. Сотни арабских мальчиков освещали их путь свечами.

Ни свечи на вершине пирамиды Хеопса, ни «Аида», ни троекратное «ура» во славу царя, увы, так и не помогли российской монархии сохраниться в неприкосновенности. Но все же посещавшие Египет русские отмечали некую близость наших нравов. Видимо, схожи в чем-то были и города. В отношении Мемфиса один из авторов заметил: это «настоящая египетская Москва». Похожи и наши чиновники. Тысячи лет тому назад чиновник воспринимал себя не как соратника или последователя фараона, но как сопровождающего слугу, часть царева тела. Так же привыкли взирать российские чиновники на верховного правителя. Вот и в государстве оба народа видят главное условие прочного миропорядка. Крушение его равносильно для нас крушению мира, да и всей жизни. Во многом «для Египта нормой является единство, сменяемое лишь краткими периодами распада, тогда как прочие культуры древности (до империй) существуют в основном в условиях раздробленности». То же было и с Россией.

Заседание совета профессоров историко-филологического факультета Петербургского университета, всключая Б.　А. Тураева, Ф.　Ф. Зелинского, М.　И. Ростовцева и др.

Может быть, стоит напомнить и о том, что распространение скитов на Руси как формы организации монашества связано с возрождением традиций египетского монашества. Ведь эта форма, как подчеркивает российский ученый Е. В. Белякова, в определенной степени противостояла общежительным монастырям и более соответствовала практике ранних исихастов. К тому же история славянского монашества вообще не знала скитов до начала XIV века. А ведь старообрядческие скиты были весьма многочисленны, и немало русских людей, отличающихся великим свободолюбием и своемыслием, проторяли туда дорогу. Они располагались особенно в местах малодоступных для государевых воинских команд, выполняя роль культурных центров для целых губерний: здесь хранились и переписывались книги, обучались дети, нередко сюда приезжали на исповедь и для причастия. В таких укромных уголках бескрайней России можно было, подобно древним христианам, следовать голосу сердца и собственной совести в надежде, что народу сему Бог дарует бесконечную жизнь.