Шапи Казиев - Повседневная жизнь восточного гарема
- Название:Повседневная жизнь восточного гарема
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:«Молодая гвардия».
- Год:2006
- ISBN:5-235-02853-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Шапи Казиев - Повседневная жизнь восточного гарема краткое содержание
Эта книга посвящена одному из самых загадочных явлений человеческой истории, которое всегда вызывало особый интерес. Ее автор воссоздает экзотический мир гаремов, устройство и иерархию этих «академий любви», раскрывает удивительные тайны, интриги, гаремные войны, секреты обольщения, утонченную кулинарию, рассказывает о том, как составлялись коллекции живых драгоценностей.
Читатель узнает о гаремной магии, развлечениях и пороках одалисок, о том, что на самом деле представляли собой евнухи, а также множество других интересных фактов из жизни сералей, вход в которые был запрещен всем, кроме их владык.
По богатству и разнообразию материалов книга представляет собой своеобразную энциклопедию восточного гарема.
Повседневная жизнь восточного гарема - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грузна, как бурдюк она с мочою раздувшийся,
И бедра ее, как склоны гор возвышаются.
Когда в землях западных кичливо идет она,
Летит на восток тот вздор, который несет она“.
И ее господин сказал ей: „Садись, этого достаточно!“ И она села, а он сделал знак желтой невольнице, и та поднялась на ноги и восхвалила Аллаха великого и прославила его и произнесла молитву и привет избранному им среди созданий, а затем она показала рукой на коричневую невольницу и сказала…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста тридцать седьмая ночь
Когда же настала триста тридцать седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что желтая невольница поднялась на ноги и восхвалила Аллаха великого и прославила его, а затем она указала рукой на коричневую невольницу и сказала ей: „Я восхвалена в Коране, и описал мой цвет милосердный и дал ему преимущество над всеми цветами, когда сказал — велик он! — в своей ясной книге: „Желтая, чист ее цвет, и радует он взирающих…“ И цвет мой — чудо, красота моя — предел, и прелесть моя — совершенство, ибо мой цвет — цвет динара, цвет звезд и светил, и цвет яблока, и образ мой — образ прекрасных и имеет цвет шафрана, превозносящийся над всеми цветами, и образ мой необычен, и цвет мой удивителен. Я мягка телом и дорога ценою, и я объяла все виды красоты, и цвет мой дорог в этом мире, как чистое золото. И сколько во мне преимуществ, и о подобной мне сказал поэт:
Ее желтизна блестит, как солнца прекрасный свет,
Динару она равна по виду красивому.
Не выразит нам шафран и части красот ее,
О нет, и весь вид ее возносится над луной.
А затем я начну порицать тебя, о коричневая цветом! Твой цвет — цвет буйвола, и видом твоим брезгают души, и если есть твой цвет в какой-нибудь вещи, то ее порицают, а если он есть в кушанье, то оно отравлено. Твой цвет — цвет мух, и он отвратителен, как собака. Среди прочих цветов он приводит в смущенье и служит признаком горестей, и я никогда не слыхала о коричневом золоте, или жемчуге, или рубине. Уходя в уединение, ты меняешь цвет лица, а выйдя, становишься еще более безобразной; ты не черная, которую знают, и не белая, которую описывают, и нет у тебя никаких преимуществ, как сказал о тебе поэт:
Цвет пыли, вот цвет ее лица; то землистый цвет,
Как прах, облепляющий прохожего ноги.
Едва на нее я брошу глазом хоть беглый взгляд,
Заботы усилятся мои и печали“.
И ее господин сказал: „Садись, этого достаточно!“ — и она села. И господин ее сделал знак коричневой невольнице, а она обладала прелестью и красотой, и была высока, соразмерна, блестяща и совершенна. И ее тело было мягко, а волосы — как уголь. Она была стройна телом, розовощека, с насурьмленными глазами, овальными щеками, прекрасным лицом, красноречивым языком, тонким станом и тяжелыми бедрами. И сказала она: „Слава Аллаху, который не сделал меня ни жирной и порицаемой, ни худощавой и поджарой, ни белой, как проказа, ни желтой, как страдающий от колик, ни черной — цвета сажи, — но, напротив, сделал мой цвет любимцем обладателей разума. Все поэты хвалят коричневых на всех языках и дают их цвету преимущество над всеми цветами. Коричневый цветом имеет похвальные качества, и от Аллаха дар того, кто сказал:
У смуглых немало свойств, и если б ты смысл их знал,
Твой глаз бы не стал смотреть на красных и белых.
Умелы в словах они, и взоры играют их;
Харута пророчествам и чарам учить бы могли.
И слова другого:
Кто смуглого мне вернет, чьи члены, как говорят,
Высокие, стройные самхарские копья.
Тоскуют глаза его, пушок его шелковист;
Он в сердце влюбленного всегда пребывает.
И слова другого:
Я ценю, как дух, точку смуглую на лице его,
Белизна же пусть превосходит блеском месяц.
Ведь когда б имел он такую точку, но белую,
Красота его заменилась бы позором.
Не вином его опьяняюсь я, но, поистине,
Его локоны оставляют всех хмельными,
И красоты все одна другой завидуют,
И пушком его все бы стать они хотели.
И слова поэта:
Почему к пушку не склоняюсь я, когда явится
На коричневом, что копью подобен цветом.
Но ведь всех красот завершение, — говорит поэт, —
Муравьев следы, что видны на ненюфаре.
И я видывал, как влюбленные теряли честь
Из-за родинки под глазом его черным.
И бранить ли станут хулители за того меня,
Кто весь родинка? — Так избавьте же от глупых!
Мой образ прекрасен, и стан мой изящен, и цвет мой желанен для царей, и любят его все, и богатые и нищие. Я тонка, легка, прекрасна и изящна, нежна телом и высока ценою, и во мне завершились красота, образованность и красноречие. Моя внешность прекрасна, язык мой красноречив, мои шутки легки, и игры мои изящны. А ты, — ты подобна мальве у ворот аль-Лук — желтая и вся в жилах. Пропади ты, о котелок мясника, о ржавчина на меди, о видом подобная сове, о пища с дерева заккум! Тому, кто лежит с тобой, тяжело дышать, и он погребен в могилах, и нет у тебя в красоте преимущества, как сказал о подобной тебе поэт:
Она очень желтая, хотя не больна она,
Стесняет она мне грудь, болит голова моя,
Когда не раскается душа, я срамлю ее,
Целую ту желтую, и зубы она мне рвет“.
И когда она окончила свое стихотворение, ее господин оказал ей: „Садись, этого достаточно!“ А после этого…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста тридцать восьмая ночь
Когда же настала триста тридцать восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда невольница окончила свое стихотворение, ее господин сказал: „Садись, этого довольно!“ А после этого он помирил невольниц и одел их в роскошные одежды, и подарил им дорогие камни, земные и морские, и не видал я, о повелитель правоверных, ни в какое время и ни в каком месте никого, краше этих прекрасных невольниц.
И когда аль-Мамун услышал эту повесть от Мухаммеда-аль-Басри, он обратился к нему и спросил: „О Мухаммед, знаешь ли ты, где эти невольницы и их господин? Можешь ли ты купить их для нас?“ И Мухаммед ответил ему: „О повелитель правоверных, до меня дошло, что их господин влюблен в них и не может с ними расстаться“. „Захвати для их господина по десять тысяч динаров за каждую девушку (а всего это составит шестьдесят тысяч динаров), и возьми их с собой, и отправляйся к нему, и купи у него невольниц“, сказал аль-Мамун. И Мухаммед-аль-Басри взял у него эти деньги и отправился и, прибыв к господину невольниц, сказал ему, что повелитель правоверных желает купить у него этих девушек за столько-то.
Йеменец согласился их продать в угоду повелителю правоверных, и отослал невольниц к нему, и когда они прибыли к повелителю правоверных, он приготовил для них прекрасное помещение, и проводил с ними время. И девушки разделяли трапезу халифа, а он дивился их красоте и прелести и разнообразию их цветов и их прекрасным речам. И таким образом они провели некоторое время, а потом у их первого господина, который их продал, не стало терпения быть в разлуке с ними. И он послал письмо повелителю правоверных аль-Мамуну, где жаловался ему на то, какова его любовь к невольницам, и содержало оно такие стихи:
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
