Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

Краков стал столицей Польши в XI в. и перестал ею быть в XVI в. Вроде бы даже запустел после нашествия шведов в середине XVII века. Но... Краковский универ­ситет. Но начавшееся в Кракове восстание Костюшко (1794); Краковская республика 1815—1846 гг.; Кра­ковское восстание 1846. Прошу извинить — но и кра­ковская колбаса. Столичности Краков давно лишен; но развивается как город науки, город культурных нова­ций и вместе с тем — как «бунташное», вечно противо­стоящее властям место. В судьбе Кракова явно есть не­что, роднящее его с Санкт-Петербургом.

Так же и в Швеции Упсала без прямой помощи вла­стей предержащих выросла из языческого, затем хри­стианского культового центра в университетский город. Да какой! Общеевропейского значения. Не в королях и епископах дело: скорее это сама Упсала не позволяла себя обойти, и именно потому стала резиденцией архиепископа, центром торговли всей Южной Швеции, ме­стом коронации королей и проведения мероприятий на­ционального масштаба.

В XIX веке мрачноватая слава клерикализма и реак­ционности пришла к Упсале. Уж, наверное, такая слава приходит не посредством государственных указов.

Так же «самостоятельно» стал крупнейшим культур­ным центром Мюнхен. Не все родившееся в нем спо­собно вызывать восторг — от идеи Баварской автоно­мии до «Пивного путча». Но закономерность явно та же.

Словом, существуют города, в которых, подчиняясь еще не ясным законам общественного развития, проис­ходит активное развитие культуры — выражаясь по-ученому, культурогенез. В этих городах складывается местный по происхождению культуроносный, культуротворческий слой. Население города по непонятной причине начинает заниматься науками и искусствами и добивается в этих занятиях многого.

Конечно, заниматься культурным творчеством куда удобнее, когда полон кошелек, а город имеет какие-то свои права и привилегии. Если у города есть статус, права, возможности, деньги — культуротворческий слой своих граждан город может расширять. Во-первых, в богатый город стекаются люди, и не самые худшие; да нужных людей богатый столичный город еще и может сознательно привлекать.

Во-вторых, это ведь не всегда бывает, чтобы творцы культуры имели возможность не тачать сапоги или вы­возить мусор, а получать плату за совсем иной труд. Холст, подрамники, мастерские и уж тем паче брон­за — стоят денег. Как и типографии, и металлические литеры, и краска, и бумага, превращаемая в книги.

Если денег на все это нет — культуроносный слой поневоле будет вести самое скромное существование. Многие вообще не сделают в своей жизни ничего, иные состоятся вполсилы.

Но получается — в некоторых городах этот слой мо­жет появиться в любую минуту, а как появится — сразу активен, вне прямой зависимости от городских вольностей или скопленного достояния. В таком городе посто­янно возникают разного рода культурные новации, и в самых разных сферах жизни — от научных открытий и до религиозных переворотов, от усовершенствований в музыкальных инструментах и до новых форм общест­венной организации. Жить в таких городах одновре­менно интересно и тревожно.

А в других городах генезис культуры происходит вяло, в основном за счет приезжих или за счет финан­совых вливаний. В любое место ведь можно привезти людей откуда угодно, и пока им платят, воспитанные в других местах художники, ваятели, писатели и ученые не разбегутся, а будут творить там, куда их привезли.

С XV в. Берлин — столица: сначала Бранденбурга, потом — Пруссии. В город долгое время была немалая эмиграция. Например, в XVIII в. треть населения Берли­на составляли беглые из Франции гугеноты... Но ведь это же факт, что роль Берлина как города культуры, невзирая на его «столичность», на многочисленные фи­нансовые вливания и не худших по качеству эмигран­тов, многократно меньше, чем того же Мюнхена, Кель­на или даже маленького Дрездена.

Опасаясь обидеть жителей других промышленных гигантов и древних столичных городов, не стану уточ­нять, которые из них вызывают у меня в памяти древ­нюю поговорку про Федору, которая велика... Лучше обратимся к Петербургу.

Уже говорилось о потрясающей способности горо­да «включать в себя», ассимилировать вливающихся в Санкт-Петербург людей: независимо от роду-племени эти люди поколения через два превращаются в корен­ных, и притом в преданных городу жителей.

Если брать деятелей культуры, этот процесс начал­ся с уроженцев немецких земель и пылких петербург­ских патриотов Б.С. Якоби, В.Я. Струве (основавших «петербургские» династии интеллектуалов) и продол­жился уже «чисто русскими» С.П. Крашенинниковым, И.И. Лепехиным, М.В. Ломоносовым. И чем дальше, тем больше среди культуроносящего слоя не только «чисто русских», но и «уже встречавшихся» фамилий.

Мало того что становятся петербуржцами «иного­родние». Пресловутый спор двух столиц решается про­сто и ясно: можно назвать множество известнейших лиц, перебравшихся в Санкт-Петербург из Москвы (в качест­ве впечатляющих примеров — Н.И. Пирогов и С.П. Бот­кин). Но нет ни одного обратного случая. Исключение — Илья Сандунов. Но и он, переехав из Петербурга в Мо­скву, бросил театр и занялся будущими Сандуновскими банями.

Самое странное в том, что процесс этот шел и при «советской власти», и что этот процесс продолжается сегодня. Конечно, многих в Москву «вывели» в начале 1930-х, когда переводили все институты Академии на­ук — новая столица должна была обзавестись подо­бающими головными институтами. Выращивал — Санкт-Петербург. Должна была пожать, по замыслу коммуни­стов — Москва. И диву даешься, каким пшиком все ото­звалось. Конечно, «выведенные» в Москву петербуржцы (среди самых знаменитых — В.И.Вернадский, среди ме­нее известных — хотя бы палеонтолог Орлов) сказали свое слово. Но в целом «выведенные» в Москву науч­ные школы «благополучно» зачахли. Заметно было пер­вое поколение — то, которое родилось, окончило гим­назии, получало образование в Санкт-Петербурге. На этом — все.

Если людям давали право выбора — наиболее инте­ресные творческие типы из Петербурга уезжать отказы­вались (до войны — Тимирязев; после войны — Б. Што­колов). Или, вопреки утраченной Петербургом «столичности», перебираются именно в Петербург из провин­циальных городов.

Уже в 1990-е годы Санкт-Петербург или породил, или «раскрутил» нескольких сильных писателей.

Из Петербурга родом В.В. Путин и многие из его ок­ружения, вообще много людей из властных структур. Реализуются они в Москве... но корни их — в совсем другой столице.

Не менее интересно и еще одно... Санкт-Петербург лидирует решительно во всех культурных инновациях, какие только появлялись за последние 200 лет россий­ской истории. Проводить сколько-нибудь подробный анализ, даже просто перечислять я не буду: потребует­ся монография, да пообъемнее, листов на 30. Намечу максимально коротко.