Сергей Максимов - Куль хлеба и его похождения

Вот в Жигулях город Ставрополь на песчаной площадке за песчаной мелью, и подойти нельзя, да и незачем: город очень бедный, ничего хорошего не покажет, ничего интересного не имеет. Поспешим вперед к городу Сенгилею, прислонившемуся к высоким меловым горам, называемым ушами. На них конец Жигулей. Город также большой бедняк: ловит рыбу, печет хлеб бурлакам и от большой нужды сам также ходит бурлачить. По левому берегу, направо от нас (подвигающихся к северу, по способу взводного судоходства), разлеглась степь, широкая и раздольная, но еще очень мало населенная. Правый берег высится неприступными сплошными горами, украшенными густым лесом, из-за которого для едущих на пароходах не медлит выясниться город Симбирск на самой высокой горе в 68 1/2 сажени от уровня Волги, с Троицким собором на венце горы. Встать под горой — города не видать; чтобы посмотреть его, надо подыматься крутым въездом версты две или три. Да стоит ли? Разве затем, чтобы остановиться памятью перед небольшим памятником бытописателя жизни и истории русского народа, историографа Карамзина. Симбирск — город из небогатых и из несчастных, потому что, сидя на Волге, залез далеко от воды, и, когда случился пожар в недавнее время, выгорел весь дотла, как очистительная жертва за все приволжские города. Все они на горах, все на воде без воды, все блестят наружной красотой и отсутствием внутренних качеств. Симбирск в, этом перещеголял прочих и взмостился на самую высокую гору, так что бурлаки, рассердясь на него, очень давно выговорили: Семь ден идем — Симбирск видим. — Больше и сказать нечего: мимо него! Замечательно то, что как под Сызранью кончилась Волга степная, так теперь осталась позади нас черноземная Волга. Началась земля похуже, и хлеб перестает давать такие большие надежды, как давал до сих пор.

Вот и Спасск, без соблазнов на заезды в него и осмотры. Около него развалины Болгар — древней столицы Болгарского царства, умевшего поощрять торговлю наших предков: остатков старинных персидских и турецких монет до сих пор еще всех там не вырыли. Вот и Тетюши — мордовская столица — с полусотней амбаров для складов хлеба, так как мордва — наиболее обруселое племя — издавна бросила бродячую лесную жизнь и полюбила земледелие. На своих полях они отличаются примерным трудолюбием. Отличаются также и особенным множеством обрядов, отправляемых с хлебом и около хлеба, так что русские, несомненно, многое заимствовали от мордовских предков и дедов.

Вот и село Богородское с пристанью и с очаровательной картиной на разлившееся тут многоводье. Здесь вышла роскошная и глубокая лесная река Кама и, встретившись с Волгой, сбила ее с прямого пути, надломив линию ее от направления на восток тотчас к юго-западу. Спор был силен, и в тех местах местными патриотами еще не решен: какая из этих больших рек повела другую дальше.

Для разрешения спора мешкать здесь не будем; хлебные караваны не останавливаются и картине устья реки Камы не дают никакой цены. По Каме приходит в Россию сибирское и уральское железо, сибирское сало. Выплывают вместе с этими товарами и следом за ними пароходы с лесом, смолою, рогожами и лыками, неуклюжие, плоскодонные и самой грубой работы беляны. Суда эти в 50 сажен длины и все белые, то есть совсем несмоленые — даже проконопачены лыками и парус рогожный. В них нет ни одного железного гвоздя; на них палуба настилается помостом и всегда кажет ниже бортов. Ходят беляны только по воде в половодье, но поднимают от 50 до 150 тысяч пудов (впрочем, пароходы с баржами стали их вытеснять и на Каме, и на Ветлуге). Только начиная с города на Чистом Поле (Чистополя), Кама собирает хлеб и плавит его в Волгу. Тянется за Чистополем и Таракан-городок — маленький Лаишев, однако обставленный судами, обстроенный нарядными домиками. Тут и там высятся крикливые башни — мечетные минареты: видимо, близимся к столице татарского царства Казани. Вот и Казань вдалеке, со множеством каменных мечетей направо, с высокой, вытянувшейся в стрелку красной башней царицы Сумбеки налево и на горе, в ряду православных крестов Казанского кремля — победителей мусульманской луны и татарского господства. На пути от Волги к городу чернеет и та каменная пирамида, которая оберегает кости русских воинов, убитых при взятии царем Иваном Грозным Казани. От Волги до Казани шесть верст, съездить не успеем, да к тому же и все три пристани на Волге: одна в устье Казанки, две на Бакалде: Новая и Старая. На сыпучем песке выстроены временные дощатые лавочки и идет хлопотливая и кропотливая торговля съестными припасами для бурлаков. К казанским пристаням приходит до 300 судов, отходит до 600 (в одних руках бывает в год до пяти миллионов мешков крупчатки). Между судами очень много с хлебом, тем хлебом, который возделывается и бывшими степными кочевниками, то есть деревенскими татарами и бродячими лесовиками — чувашским и черемисским народами (оба теперь также усердные и ревностные земледельцы). Отдохнувши, плывем дальше. Город Свияжск виден вдалеке и в туманной дали. Этот городок постройки Грозного царя перед осадой Казани только тем и замечателен. Город Чебоксары (от чуваша Чабака, некогда тут жившего) — столица чувашей — с покривившейся набок старинной колокольней; хорошая пристань; закупка хлеба; город, по-чувашски, в орагах. За ним город Козьмодемьянск, и против него устье лесной реки Ветлуги, откуда выплывают в Волгу кули и рогожи, со щепенным товаром, то есть деревянными чашками и ложками; деготь и смолу плавят на судах-белянах и сотни плотов с корабельными и судовыми бревнами. На Волгу вышли с дальних берегов драгоценные дубовые леса и потянулись вплоть до городка Василя, стоящего на горе, при устье Суры-реки. Сура течет очень быстро; во время разлива, особенно коща вода начинает убывать, она делается едва одолимой на лодках и очень опасной, коща ветер дует по течению. В это время при устье ставят пикеты для наблюдения и спасения погибающих с лодками и подпусками — деревянными тарами на веревках. Крутой прибой сурской воды прорезывает своей струей самую Волгу до половины и разрушает гору, на которую забрался бедный городок Василь. Гора каждогодно оседает в Суру, на ней показываются трещины и провалы: ни один домик не похвалится прочностью, колокольня у собора уже наклонилась. Весной при разливе в город нет въезда; чтобы попасть в него, надо объехать верст шесть лишних. Летом Василь весь тонет в зелени яблочных садов. В Суре водятся самые вкусные стерляди, а по ней идут суда весной первым караваном с самым вкусным хлебным сыромолотным зерном от пристани Промзина Городища с черноземных полей Симбирской и Пензенской губерний. Суда проплывают мимо. Последуем и мы их примеру, чтобы поскорее увидеть направо несчастный городишко Макарьев) обнищавший с тех пор как перевели ярмарку в Нижний, а налево вдали соседнее с ним богатое село Лысково, знаменитое на всю Волгу своей хлебной торговлей. Сотнями судов и сотнями тысяч рублей ворочает это людное село — первое из всех сел в целой России. Двести ветряных мельниц обступили Лысково со всех сторон и перемалывают миллионы четвертей хлеба, доставляемого, по средам и пятницам зимних базаров, во множестве из ближних и отдаленных окрестностей через руки посредников, называемых прахами.