Андрей Якубовский - Профессия: театральный критик

Поэтому и образу Фигаро, при всем незаурядном комическом даро­вании Пья, недостает глубинной разработки роли, ясности в понимании исторического назначения героя, общественных мотивов его действий. Фигаро — Пья больше упивается интригой, своими триумфами, нежели ведет серьезный бой с графом за Сюзанну. Он более весельчак от при­роды, чем остроумец по злой необходимости и во благо так непочитае-мой в этом мире справедливости. И смех его — заразительный, но со­вершенно беззлобный — скорее от избытка жизненных сил в этом про­стоватом парне, нежели оружие в борьбе. Даже в знаменитом монологе пятого акта, когда Фигаро, обличая обветшалые устои феодального ми­ра, должен с горьким сарказмом человека, ищущего подтверждение своему несчастию, метать стрелы разящего смеха в своих врагов, в игре актера преобладают спокойные повествовательные тона. Этот монолог поясняет прошлое героя, но не выражает его настоящего, и в нем со­вершенно нет зерен бури будущего. "Дерзостный слуга" превращается в спектакле в вариант классического плута французской комедии. Нет, Фигаро Бомарше, ярчайший представитель третьего сословия, плебей, из тех, кто позднее возглавил революцию, был не таков!

Метаморфоза произошла и с графом Альмавива. Жорж Декриер показал себя в этой роли первоклассным лирико-комедийным актером, сделав графа кем-то вроде старшего брата Керубино. Его Альмавива изыскан, изящен и столь молод и красив, что именно этой поистине еще юношеской пылкостью чувств, а не развращенностью пресыщенного вельможи можно объяснить его любовные преследования Сюзанны. И снова элементы демократической критики, данные в этом образе Бо­марше, оказались приглушенными.

Образный ключ к пониманию и оценке нынешних гастролей "Ко­меди Франсез" неожиданно дал третий спектакль наших гостей. Речь идет о постановке Полем-Эмилем Дейбером его же пьесы "Труппа Мольера". Перед нами живой Мольер в ярком исполнении Жана Пья. Один за другим следуют, часто превосходно разыгранные, знаменитые эпизоды из мольеровских пьес: обольщение Эльмиры Тартюфом, моно­лог Гарпагона о ворах, сцена из "Смешных жеманниц", кусочек "Меща­нина во дворянстве"... Сегодняшние актеры "Комеди Франсез" как бы впрямую обращаются к своему учителю, клянутся в верности его заве­там — это трогает, радует.

Но при всем этом Мольер трактуется — ив спектакле, и в пьесе — лишь как врачеватель нравов, как воплощение неиссякаемого оптимиз­ма, солнечного юмора. А игра актеров в отрывках как бы утверждает та­кое понимание искусства Мольера: Тартюфу решительно не хватало мас­штабности и сатирической злости, Гарпагон смешил, но не устрашал...

Нет, Мольер был "поэт социальный", по выражению Белинского, в своих пьесах он осуждал социальное зло, а не ограничивался "исправ­лением нравов". Это был борец за справедливость и выразитель народ­ного взгляда на явления жизни, поэт и обличитель, художник и фило­соф. Вот если бы наши гости из "Комеди Франсез" показали нам такого Мольера!

Мы смотрели спектакли прославленного коллектива, показанные на последних гастролях, и предавались воспоминаниям. Вот стойкий в люб­ви и непреклонный в героизме юный Сид Андре Фалькона. Вот недале­кий и наивный буржуа Журден, как будто бы и беззлобно, но всесторон­не осмеянный незабываемым Луи Сенье. Вот, наконец, Тартюф, под­линно многосложный, но необычайно точно разоблаченный сатирично-стью трактовки, силой художнического негодования Жана Ионеля...

Речь идет не о культуре актерского и режиссерского мастерства, не об уровне искусства, питаемого вековыми традициями. Мы говорим об активности творческих устремлений создателей этих образов, о внете-атральном, жизненном, боевом их значении. Ведь верность традициям тогда только действенна, если усвоена демократическая их основа, если они становятся инструментом служения народу.

(Мольер — классик, Мольер — современник // Театральная жизнь. 1964. №20).

"Игра любви и случая" Мариво, "Лекарь поневоле" Мольера

Апрель 1969 г.

В третий раз встречаемся мы с искусством театра "Комеди Фран­сез", к которому относимся с особым уважением и взыскательным ин­тересом. Необычайно высок престиж этого старейшего академического театра Франции, ставшего хранителем высокой национальной сцениче­ской традиции; не стерлись еще в памяти яркие впечатления от прежних его спектаклей, совершенных по стилю, полных живой страсти: "Меща­нин во дворянстве", "Тартюф", "Сид"... И на этот раз театр "Комеди Франсез" не изменил своей обычной преданности классике: в один ве­чер мы увидели комедии Мольера "Лекарь поневоле" и Мариво "Игра любви и случая".

В "Игре любви и случая" (режиссер Морис Эсканд, художник Жак Дюпон) ожил изящный и красочный мир благородных отцов, трога­тельных влюбленных, потешных слуг. С изысканным вкусом и подку­пающим простодушием он запечатлен в спектакле и серовато-серебристой гаммой костюмов, оживленной ярко-синим и золотисто-коричневым, и такой же по цвету декорацией гостиной, уставленной отменной стиль­ной мебелью, в которой Сильвия в костюме служанки и Дорант в кос­тюме слуги находят дорогу к сердцу друг друга под добродушным по­кровительством господина Оргона. И той же изысканностью и просто­душием отмечены мизансцены спектакля, спокойные и статичные (они так и просятся быть заключенными в раму, превратиться в живопись), игра актеров, искренняя, но и размеренная, проработанная до мельчай­ших деталей, пафосом которой становится уверенное мастерство и не­пререкаемая приверженность веками проверенной традиции.

Трудно выделить кого-либо из совершенного ансамбля постановки. Вот величественный, словно сошедший с парадного портрета кисти На­тура господин Оргон — Морис Эсканд. Вот словно бы переселившиеся в спектакль с полотен Фрагонара Сильвия — Женевьева Казиль и До­рант — Жак Тожа, с наивной серьезностью увлеченные лирической ин­тригой. Вот, наконец, Лизетта — Поль Ноэль и Паскен — Жан-Поль Русийон, словно бы в кривом комическом зеркале повторяющие путь своих господ к счастью.

В каждом образе уловлена какая-то частица стиля Мариво, в то же время каждая роль развивается в пределах строго установленного амп­луа, персонажи остаются театральными персонажами.

Невозможно не поддаться обаянию мастерства и таланта актеров, в полной мере владеющих секретом "мариводажа" — искусством виртуоз­ного владения диалогом, не оценить интересный "урок стиля", который преподает спектакль. Однако столь же трудно не заметить, что пьеса Ма­риво, посвященная проблеме сословного неравенства, поставлена в "Комеди Франсез" безотносительно к общественной мысли драматурга, что спектаклю наших гостей недостает живого чувства, подлинного темперамента...