Андрей Якубовский - Профессия: театральный критик

Это исключение составляет Жак Дюби и его герой Робер. Прижи­вал при Жорже и рогоносец по его милости, любитель легкой жизни и циник, Робер Жака Дюби симпатий не вызывает, но внимание зрителей к себе приковывает. Робер тоже играет, но только на свой лад: его амп­луа— моральный "стриптиз", не сокрытие, а беспардонное, почти пато­логичное в своей откровенности обнажение реальных и низменных ин­тересов окружающих его обывателей, в том числе — своих собствен­ных. Жак Дюби доводит своего героя до вершин воодушевления, рас­крывает перед зрителями самые низменные стороны души и — к какой только неожиданности не приводит игра! — вызывает наше сочувствие. Вокруг него только играют, а он, играя, ненавидит и завидует, любит и ревнует, унижается и страдает...

Если спектакль, поставленный Барсаком, в котором центростреми­тельные силы отдельных актерских индивидуальностей очевидно во­зобладали над центробежной силой единого режиссерского замысла, своей игровой стихией раскрывает понимание руководителем "Ателье" драматургии Ануя, то с этим пониманием, право же, трудно согласить­ся. Не забудем, однако, что нам было показано возобновление спектакля тридцатилетней давности, что искусство "Ателье" и взгляды Барсака не стоят на месте, а сам Ануй сегодня пишет и вместе с Франсуа Перье с огромным успехом ставит на сцене "Комедии Елисейских полей" "До­рогого Антуана" и "Не разбудите мадам" — пьесы, мало напоминающие "Свидание в Санлисе"...

Конечно, противостояния внутри парижского театра нельзя свести к спору "благочестивого Монмартра" и "либертинской Пигаль", тем более что, как видно, сам театр не считается с этой городской топогра­фией. И где-то на пересечении различных влияний, на перекрестке их воздействий, "в самой гуще театральных баталий, несмотря на свое экс­центрическое положение" — еще раз воспользуемся словами француз­ского критика, — стоит на площади Шарля Дюллена, отстаивает само­стоятельное значение своего искусства театр "Ателье", руководимый режиссером Андре Барсаком.

(На полпути от Монмартра к Пляс Пигаль // Театр. 1972. №7).

в спектаклях "При закрытых дверях" Ж.-П. Сартра, "Домашний хлеб" Ж. Ренара и в композиции "Любовь и театр"

Декабрь 1966 г.

Этот театр дал нам, своим зрителям, возможность пережить мину­ты горя, радости, отчаяния, веры и одновременно высокого наслажде­ния искусством. Гости из Франции— Театр Мадлен Робинсон— по­грузили нас в неспокойный, сложный мир чувств и мыслей современно­го человека.

На первый взгляд кажется, что между одноактными пьесами Жана-Поля Сартра "При закрытых дверях" и Жюля Ренара "Домашний хлеб", между современной притчей и комедией нравов прошлого века нет ни­чего общего. Кажется, что Габриэль Ару объединил в своем сценарии "Любовь и театр" отрывки из произведений Мольера и Расина, Мюссе и Гюго, Кокто, Бека и Клоделя с единственной целью дать возможность известной французской актрисе Мадлен Робинсон продемонстрировать многогранность своего искусства.

Но нет, мы увидели спектакли, единые по мысли и по силе чувства, пронизанные идеей ответственности человека перед окружающими и самим собой. В них жили раздумья о том, как трудно достается счастье в мире, построенном на эгоистических расчетах, где любовь превраща­ется в интрижку или, не находя отклика, гибнет; как трудно жить в ми­ре, где преуспевают, блаженствуют мещане, обыватели, чуждые не только поэзии, но и обыкновенной порядочности... И одновременно в этих спектаклях звучала тоска по счастью, по красоте человеческих от­ношений, тоска по жизни, осмысленной и бескорыстной.

Перед зрителями прошла трагикомедия буржуазного существова­ния. А центром этой "человеческой комедии" стала Мадлен Робинсон.

В очень национальном искусстве этой актрисы сочетаются тон­кость, психологической характеристики, математическая точность ри­сунка роли, расчетливая простота с романтической красочностью игры, неожиданными взлетами чувства. Мадлен Робинсон всегда другая — и все та же. Она легко переходит от роли к роли, создает галерею разных характеров, но раскрывает по существу один и тот же образ женщины, которая живет страхами и надеждами своего времени, знает цену на­стоящей любви, умеет ненавидеть.

Героини Мадлен Робинсон живут интимными чувствами и не от­рываются от быта. Вопросы, которые волнуют актрису, не выходят, ка­залось бы, за рамки этики, в то же время их решение всегда зависит от решения проблем общественных. Не случайно первая встреча Робинсон с московскими зрителями состоялась в пьесе Сартра.

Что и говорить, странную пьесу написал Жан-Поль Сартр — дейст­вие его трагифарса "При закрытых дверях" происходит... в аду.

Ад — это безвкусно убранная, но не лишенная некоторых удобств (звонком можно вызвать гарсона) комната, с тремя диванами для "грешников". Сюда попадают люди, исповедующие закон: "человек че­ловеку— волк",— дезертир, детоубийца и человеконенавистница, на­вечно осужденные на совместную "жизнь" в этом по-буржуазному рес­пектабельном аду.

В аду они ничуть не изменились, остались такими, какими были при жизни — пленниками своих мелких позорных страстишек, людьми без сердца и принципов (этот мотив особенно важен в спектакле). И здесь ге­рои продолжают бесстыдно наслаждаться мучением друг друга. Их взаи­моотношения исследованы режиссером Франсуа Дарбоном до конца, ха­рактеры этого спектакля очерчены актерами точно.

Нет, не случайно оказались вместе трус и пошляк Гарсен (Мишель Лемуан), пустоголовая и бессердечная Эстелль (Даниэль Лебрён), все­знающая и безжалостная Инэс (Мадлен Робинсон). Администрация ада экономит на обслуживающем персонале: каждый из "грешников" становится палачом двух других, возмездие совершается руками приго­воренных...

Быть может, спектаклю Дарбона порой не хватает сарказма, злости. В нем все совершается так, будто заключительная реплика прозвучала до его начала: "Начнем, сызнова". Но привычность, с которой герои тер­зают друг друга, говорит о том, что именно так происходит и в реальной действительности, в жизни буржуа, ненавистной и драматургу, и театру.

Однако, кроме ненависти, в спектакле живет и другое чувство: жа­лость к людям, чудовищно исковерканным обществом, изломанным бур­жуазным бытом и, в сущности, обездоленным. Именно так подошла к своей героине Мадлен Робинсон. Актриса не только измерила всю глу­бину падения Инэс, доведшей до самоубийства жену своего брата, но и открыла подлинный драматизм ее судьбы. Полностью осуждая свою ге­роиню, актриса в то же время дает понять, что в других обстоятельствах незаурядные воля и ум этой женщины послужили бы добру, людям...