Андрей Якубовский - Профессия: театральный критик

Последнее сыграло немалую роль в крутой перемене судьбы актера и режиссера Андреева — он оставляет Театр имени Ермоловой и стано­вится главным режиссером Малого театра. "Первый российский театр" переживал в ту пору далеко не лучшие времена, и, не вдаваясь в под­робности, Андреев счел себя "мобилизованным и призванным". Как бы ни трактовалось сегодня решение Андреева, очевидно, что и в Малом он не изменил своим принципам. Делая ставку на актеров, которыми все­гда был богат этот театр, Андреев осуществил здесь ряд значительных постановок. Может быть, еще не сроднившись с новым коллективом, он следовал этим принципам с излишней прямотой, был обескураживающе демонстративен в своей принципиальности. Но иначе быть и не могло.

Ставя "Берег" Ю. Бондарева, инсценируя прозу В. Астафьева и В. Рас­путина, изыскивая ракурс, который позволил бы показать жизнь в кон­трастах и противоречиях, раскрыть противоборство нравственных на­чал, Андреев продолжал разговор о времени и о себе. Сквозь толщу все­возможных идеологических наслоений, преодолевая творческую инер­цию, он пытался прорваться к реальному человеку, утвердить веру в него, он хотел, чтобы все стоящие рядом поверили в великие возможно­сти театра так же, как верил он. Это совпадение человеческого и твор­ческого всегда было присуще Андрееву. Оно много раз выручало его и в жизни, и в искусстве.

Так, когда он почувствовал, что из главного режиссера Малого те­атра он мало-помалу превращается в главного диспетчера по распреде­лению ролей, своего рода церемониймейстера, он, несмотря на очевид­ные выгоды своего положения, несмотря на свою любовь к этому теат­ру, его покинул. Он осознал опасность, которая для его творчества, для его личности исходила от этого замечательного театра.

В Театре имени Ермоловой в это время Валерий Фокин начинал стро­ить свой "Мейерхольдовский центр". Его интереснейшие замыслы дале­ко не всегда совмещались с традициями коллектива, с интересами акте­ров, вели, по существу, к разрушению театра. И Андреев снова чувству­ет себя обязанным вмешаться. Его возвращение предотвратило распад ермоловцев самым прозаическим и эффективным образом— организа­цией нормального творческого процесса. Один за другим появляются спектакли и на Большой сцене: "Мария Стюарт" Шиллера, "Великая Екатерина" Шоу, "Танго" Мрожека — и на Малой — стоит назвать здесь очаровательную постановку Г. Энтина "Железная воля" по Н. Лескову.

Театр работает. Театр снова живет. Однако легко ли сегодня жить театру? И легко ли приходится художнику, привыкшему дышать возду­хом своего времени и выражать текущую историческую минуту? Оче­видно, что Андреев многое не может принять и не принимает в том, что происходит сегодня в жизни и в искусстве. Он не хочет, да и не спосо­бен на огульный расчет с прошлым. Он все время помнит, что в этом прошлом — борьба и надежды, ошибки и обретения и, конечно, вера в высокие нравственные идеалы русского театра. Вот почему, как пред­ставляется, он сам играет малоформатные пьесы своего давнего, еще со времен достопамятных "Гостей", друга Леонида Зорина "Пропавший сюжет" и "Перекресток".

Обе пьесы крайне сдержанны в приемах драматургического письма и психологических интонациях, ограничиваются обрисовкой едва ли не заурядных житейских ситуаций, что как-то даже не совсем прилично в пору грандиозных театральных проектов и повсеместно прокламируе­мой творческой раскованности. Более того — они откровенно полемич­ны по отношению ко все очевиднее духовно скудеющей реальности нашей жизни и к той "ярмарке на площади", в которую все более обра­щается сегодняшний наш театр. Но стоит вслушаться в эти негромкие спектакли, вглядеться в героинь Элины Быстрицкой и Ольги Матушки­ной и, конечно же, в героев Андреева, на которых здесь ложится особая тяжесть раздумий и переживаний. И тогда окажется, что персонажи Зо­рина всякий раз выходят на свидание с историей, что Андреев — прин­ципиально отказывается признать заурядность судьбы самого, казалось бы, заурядного человека, что настоящее здесь начинает поверяться прошлым — и все это происходит с таким вниманием к человеку, с та­кой готовностью на неимоверные душевные траты, что скромнейшие по нашим роскошествующим театральным временам спектакли эти пре­вращаются на глазах у зрителя в подлинный праздник, который не за­менить никакой мишурой, никакими изысками.

Сегодня Андреев вглядывается в прошлое, размышляя о настоя­щем, — дело для серьезного художника обыкновенное. Он прислушива­ется к тому и к другому, чтобы, не дай Бог, ничего не запамятовать и не упустить. Как и всегда, он пытается понять время и человека, найти от­веты на вопросы, важные для выживания актерской профессии, театра как вида искусства да просто для выживания в самом обычном и жесто­ком смысле этого слова. На подходе постановка ремизовского "Царя Максимилиана", которую осуществляет в Театре имени Ермоловой Бо­рис Морозов, где Андреев задумал создать образ человека-клоуна, в чьем характере и сценическом поведении, как полагает актер, будут равнозначны обе части этого определения. На подходе еще одна пьеса Леонида Зорина, которую будет ставить сам Андреев. Снова балаган и лирика, психологическая правда и театральное озорство — уроки Лоба­нова не забываются.

Понятно, почему Андреев так любит своих учеников — молодых актеров-ермоловцев и студентов ГИТИСа, где уже много лет он руково­дит кафедрой актерского мастерства: ему есть что им передать. Он пре­красно понимает, что театр начинается не с вешалки, а со школы. Он твердо верит, что помимо изрядной профессиональной подготовки хо­рошо бы дать будущим актерам нечто большее: приобщить их к ощу­щению творчества как важной духовной миссии, как увлекательного коллективного труда, как долга и праздника.

(Присвоить характер — отдать образ // Культура. 2000. 24—30 августа).

Ноябрь 2000 г.

Без преувеличения можно утверждать, что режиссер и педагог Матвей Абрамович Ошеровский встречает свое восьмидесятилетие, окруженный любовью и благодарностью всех тех, кто имеет отношение к музыкальному театру и любит его.

Знал ли двадцатилетний Матвей Ошеровский, поступивший в ГИ­ТИС и прошедший актерский курс под руководством М. М. Тарханова, режиссерский — у В. Г. Сахновского, сыгравший роль Константина Треплева в чеховской "Чайке", выпускном спектакле легендарной Ук­раинской студии, знал ли он, что ему доведется искать "новые формы", о которых грезил его герой, именно в музыкальном театре? Вряд ли.

В двадцать шесть он — самый молодой главреж страны. Затем ра­бота в разных театрах России и Украины — с Ф. Шишигиным, М. Кру-шельницким, длительное сотрудничество с Георгием Товстоноговым, встреча с Николаем Акимовым. И спектакли, многие из которых оста­лись в истории театрального Питера, как, например, постановка драмы Гюго "Анджело — тиран Падуанский" в Театре на ул. Рубинштейна.