Юрий Виленский - Доктор Булгаков

Л. М. Яновская указывает в комментариях к «Собачьему сердцу», что К. М. Симонов писал об этой повести в 1967 г.: «…О ней надобно сказать, что Булгаков с наибольшей силой отстаивал в ней свой взгляд на интеллигенцию, на ее права, на ее обязанности, на то, что интеллигенция — это цвет общества. Для меня профессор Булгакова, несмотря на все его старорежимные привычки, фигура положительная, фигура павловского типа. Такой человек может прийти к социализму и придет, если увидит, что социализм дает простор для работы в науке…»

Человечество само создает выдающихся гениев… К мысли о бесперспективности искусственного евгенического отбора М. Булгаков возвращается и в пьесе «Блаженство». Блаженство — это выдуманная, фантастическая цивилизация XXIII века, и вот как выглядит здесь Институт Гармонии в оценке Народного Комиссара Изобретений Радаманова: «… Институт изучает род человеческий, заботится о чистоте его, стремится создать идеальный подбор людей, но вмешивается он в брачные отношения лишь в крайних случаях, когда они могут угрожать каким-нибудь вредом нашему обществу» {101} 101 5, с. 631 .

Но это лишь декларация, хотя и она крайне уязвима теоретически, отражая, по сути, идеологию тоталитарного режима. Причем Булгаков показывает, чем оборачивается генетическая Гармония, когда определенные лица оказываются опасными для Блаженства. В действие тут же вступает Послушная медицина:

«Саввич… Слушайте постановление Института. На основании исследования мозга этих трех лиц, которые прилетели из двадцатого века, Институт постановил изолировать их на год для лечения, потому что…….они опасны для нашего общества… Эти люди неполноценны…» {102} 102 5, с. 639—640 .

Комедия «Блаженство» была закончена в 1934 г., и в ней поражает прозорливость писателя. Ведь эта терминология — «изолировать…», «опасны для общества», «слушайте постановление…» уже через три-четыре года получит распространение, страшное своей обыденностью и масштабами. Небезынтересны и научные истоки этой пьесы. Михаил Афанасьевич был знаком с биологом В. Г. Савичем — мужем дочери известного русского невропатолога Г. И. Россолимо, близкого друга А. П. Чехова. У них на даче М. А. и Е. С. Булгаковы провели в 1934 г. лето. Как рассказал нам А. В. Савич, его отец, Владимир Гордеевич Савич, был одним из ближайших сотрудников известного генетика и эволюциониста Николая Константиновича Кольцова, директора Института экспериментальной биологии, организованного им. В темы дискуссий, характерных для этого института в описываемый период, входили и аспекты евгеники, некоторыми положениями которой Н. К. Кольцов особенно интересовался и даже популяризовал. Возможно, в беседах с В. Г. Савичем у писателя возник прообраз Института Гармонии и он даже использовал его фамилию, видоизменив ее. Впрочем, в институте активно работал еще один Савич, кроме того вспомним Савву Лукича из «Багрового острова»… Радаманов и его окружение — порождение бюрократии, да и весь Институт Гармонии — пародия на отделы кадров. Тем не менее к одной из мыслей Радаманова стоит прислушаться: «… Кто, кроме Саввича, который уверен, что в двадцать шестом будет непременно лучше, чем у нас в двадцать третьем, поручится, что именно вы там встретите? Кто знает, кого вы притащите к нам из этой загадочной дали на ваших же плечах?… И, быть может, еще при нашей с вами жизни мы увидим замерзающую землю и потухающее над ней солнце!» {103} 103 5, с. 637 — 638 . Фактически это картина экологической катастрофы, к которой может привести бюрократизация науки, стиль командования учеными, когда лучшие изобретения объявляются секретами сверхгосударственной важности (это выражение М. А. Булгакова), а мысли и идеи монополизируются.

Коснемся еще одной животрепещущей научной темы 20— 30-х годов, отразившейся в также долго лежавшем под спудом «Театральном романе». Это история излечения саркомы, возникшей у актера Горностаева. Следует отметить, что у саркоматина, который применяет профессор Кли для лечения Горностаева, есть реальные аналоги. В медицинской периодике 20-х годов мы обнаружили несколько публикаций, посвященных карцинолизину, полученному в Японии. Карцинолизин характеризовался как средство ферментативной природы. По данным японских онкологов, препарат способствовал рассасыванию некоторых форм злокачественных опухолей, в частности опухолей молочной железы, что, однако, не подтвердилось при повторении этих экспериментов в европейских клиниках. Такие же надежды возлагались впоследствии па американский и советский сарколизин и японский саркомицин, но и они не выдержали проверки временем. Впрочем, появление любого такого препарата, да еще под обнадеживающим названием, всегда приковывает общественное внимание.

Во время мгновенно разрешаемых Горностаеву поездок за рубеж? (в чем дважды отказали М. Булгакову) у него обнаруживают саркому легкого. И вот он оказывается в Альпах, в лечебнице профессора Кли.

«На открытой веранде, в виду снеговых вершин, кладет Кли таких безнадежных, делает им какие-то впрыскивания саркоматина, заставляет дышать кислородом, и, случалось, Кли на год удавалось оттянуть смерть… Положили Герасима Николаевича на эту веранду. Впрыснули этот препарат. Кислородную подушку. Вначале больному стало хуже, и хуже настолько, что у Кли…появились самые неприятные предположения. Ибо сердце сдало. Однако завтрашний день прошел благополучно. Повторили вспрыскивание. Послезавтрашний день еще лучше… Коротко говоря, через день еще Герасим Николаевич ходил по веранде…..»

А через некоторое время у Горностаева обнаруживают метастаз в правой почке. «Опять в три дня паспорт, билет, в Альпы, к Кли. Тот встретил Герасима Николаевича, как родного. Еще бы! Рекламу сделала саркома Герасима Николаевича профессору мировую! Опять на веранду, опять впрыскивание — и та же история! Через сутки боль утихла, через двое Герасим Николаевич ходит по веранде, а через три просится у Кли — нельзя ли ему в теннис поиграть!…

Опять сезон, и опять к весне та же история, но только в другом месте. Рецидив, но только под левым коленом. Опять Кли, опять на Мадейру, потом в заключение — Париж.

Но теперь уж волнений по поводу вспышек саркомы почти не было. Всем стало понятно, что Кли нашел способ спасения. Оказалось, что с каждым годом под влиянием впрыскиваний устойчивость саркомы понижается, и Кли надеется и даже уверен в том, что еще три-четыре сезона, и организм Герасима Николаевича станет сам справляться с попытками саркомы дать где-нибудь вспышку…

— Чудо! — сказал я, вздохнув почему-то» {104} 104 13, т. 2, с. 295, 297-299 .

Этот рассказ, основанный на вранье Горностаева, в определенной степени психологический прием умного и скрытного Бомбардова, чтобы отвлечь драматурга Максудова от переживаний по поводу неудачи с постановкой его пьесы, и в скептическом «Чудо!» ощущается сдержанное отношение М. А. Булгакова к широковещательным сообщениям некоторых ученых 30-х годов о неких эпохальных открытиях в тех или иных областях медицинской науки. Такой стиль был, в частности, характерен для рекламы работ Всесоюзного института экспериментальной медицины, созданного по решению правительства СССР «в целях всестороннего изучения организма человека на основе современной теории и практики медицинских наук». Одновременно мифологизировались и достижения западных школ и клиник. Как врач М. А. Булгаков понимал, сколь многотрудны подобные задачи, и рассказ о Кли — лишь ироничная легенда. Только сегодня онкоиммунология робко приближается к определенным возможностям предотвращения метастазов после радикального вмешательства, и до результатов Кли весьма далеко.