Фрэнк Броутон - История диджеев

Можно поблагодарить ненавистный многим «Акт об уголовном судопроизводстве» 1994 года за подъем мейнстримного клаббинга. Так как правительство решило запретить крупномасштабные танцевальные мероприятия, вырвавшаяся на свободу энергия молодежи должна была найти себе другое русло. После того как закон словно обухом по голове ударил по рейвам, люди потянулись в клубы. Они сменили грязные поля на ковры и хром и продолжали веселиться. Андеграундная сцена была легализована (и сильно приглажена), деньги потекли рекой. Все это казалось решительной победой потребительства. Циники даже говорили, что экстази вовсе не раскрепощает, а представляет собой верх консьюмеризма: теперь вы можете купить не только музыку и место для танцев, но и отличное настроение, располагающее к вечеринке в любой удобный вам момент. Можно спорить о справедливости такого взгляда, но коммерческая клубная культура, какой мы ее знаем, поднялась из пепла любвеобильного и дружелюбного Е -движения.

В начале девяностых лицензионные управления в целях создания альтернативы порочным рейвам стали выдавать разрешения на проведение в клубах танцев до все более позднего времени при условии их безалкогольного характера (что для поколения Е не составляло проблемы). Законные танцы круглую ночь добрались наконец до лондонского гей-клуба Trade , а затем, в конце 1991 года, — и до Ministry of Sound .

Как только танцевальная музыка была загнана в помещения и причесана, она стала шикарной. Родилась клубная мода. Отныне одежду выбирали не из соображений практичности, как широкие футболки, мешковатые брюки и кеды Kickers , а ради стиля и декадентской броскости. Повсюду мелькали пушистые бюстгальтеры, серебристые мини-юбки, безумные костюмы роботов и бесконечные обтягивающие топики и купальники — очень тинейджерские и очень сексуальные. Все это задокументировано на страницах Mixmag фотографиями тусовщиков, наслаждающихся новым клубным образом жизни.

Оглядываясь назад, Дом Филлипс утверждает, что подлинный перелом в истории танцевальной культуры случился не в 1988 год (эсид-хаус революция), а в 1994 году, когда клаббинг разоделся и отвернулся от зачавшего его потного рэйв-движения. Неожиданно воплощением британского клаббинга оказались роскошные смешанные (гетеро- и гомосексуальные) заведения вроде Vague в Лидсе или роскошного Renaissance в Мэнсфилде с его колоннами в духе неоклассицизма и девушками в атласных платьях. В Лондоне работали похожие клубы Billion Dollar Babes и Malibu Stacey . «Я помню, мне казалось, что все круто меняется, — говорит Филлипс. — Тогда это вдруг стало очень доступно». Его мнение подтверждают промоутеры, по словам которых 1995 год оказался для них самым прибыльным.

События как будто вернулись к исходной точке. Все танцевали в клубах, с которыми эсид-хаус и рэйв, казалось, покончили. «Клубы вместо «мега» стали «мекка»», — говорит Эндрю Баркер ( Andrew Barker ) из группы 808 State . Мы с иронией замечали, что некоторые из девушек снова танцуют вокруг своих сумочек. Появилось даже соответствующее название ( handbag house [214] По определению Андрея Горохова, это «музыка, услышав которую девушки не могут устоять на месте, ставят на пол свою сумочку и танцуют, упершись в нее взглядом» ( Горохов А . Музпросвет. ru. М., 2001). ) для этого сладенького музыкального сопровождения, под которое так приятно потягивать коктейль из ликера «малибу» и ананасового сока. В Соединенном Королевстве клаббинг стал обычным времяпрепровождением, «традиционным видом отдыха», все глубже въедавшимся в сознание молодежи.

Рыночные аналитики заявляли, что клабберы («формирующие мнение» и «рано делающие свой выбор») — самая подходящая для рекламы целевая аудитория, а все рекламные агентства в срочном порядке занялись изучением языка танцпола. Клабберы якобы тратят почти на двадцать процентов больше среднего. В результате телереклама наполнилась стремительными техно-треками, блестящими «детками» в клубных шмотках и едва завуалированным наркосленгом. Sorted [215] Отсортировано (англ.). На сленге — что-то вроде «замутить». , — кричала почтенная почтовая служба Royal Mail , эхом вторя клабберу, который только что купил таблетку.

Поскольку любители E обходили вниманием алкоголь, бум переживал рынок прохладительных напитков, таких как Ribena и Lucozade . Отступая, пивовары все же вступили с экстази в арьергардный бой за пабы, использовав так называемые alcopops — алкогольные молодежные напитки в красочной упаковке с фруктовыми ароматами, разработанные и продаваемые специально для борьбы с психоделическим опытом. Они в рекордно быстрые сроки сформировали новый продуктовый сектор и стали королями разноцветной подростковой рвоты.

Старые бренды «перепозиционировались» (кому постклаббинговых кукурузных хлопьев?). Производители напитков и табачные компании патрулировали клубы, словно толкачи, и раздавали бесплатные образцы, чтобы подсадить тех самых «рано делающих свой выбор», а в 1994 году с турне Pepsi ’ s Ministry of Sound они фактически начали спонсировать вечеринки. Дизайнеры всячески подчеркивали букву e , что очень забавно проявилось в 1997 году, когда BBC освещала выборы ( e-lection ). Даже степенные книгоиздатели постарались ассимилировать клубную культуру. Ирвин Уэлш показал, что танцевальное поколение все-таки умеет читать, и книжные магазины заполнились флюоресцентными, похожими на флайеры обложками. Так появилась алкопоп-беллетристика.

В конце девяностых процесс коммерциализации праздновал победу в суперклубах, главные примеры которых — Cream в Ливерпуле, Renaissance в центральных графствах и Ministry of Sound в Лондоне. Хотя они были созданы по образу и подобию классных заведений Нью-Йорка людьми, старавшимися привлечь лучших диджеев, обеспечить лучшие звук и атмосферу, вскоре крупнейшие очаги британского клаббинга поддались искушению денег и власти, которыми обладали их «бренды». Ministry of Sound до сих пор существует в виде клуба лишь для того, чтобы молодые люди по всему миру верили в марку Ministry как в надежное свидетельство крутости. Управляющие им состарившиеся выпускники Итона извлекают больше прибыли из печати логотипа на разных товарах, чем из танцпола. Ministry , в котором есть торговая палатка и собственная бутилированная вода, превратился в Hard Rock Café среди клубов, что стало очевидно, когда начали открываться филиалы в других городах.

В таких местах основная задача диск-жокея — собрать людей на танцпол. Тут уже не важно, чем он привлечет тусовщиков: качеством ли своей музыки или славой суперзвезды. Пит Тонг, в частности, жалуется, что требование поддерживать напряжение с помощью популярных мелодий почти лишает его возможности приобщать аудиторию к новому звучанию.