Татьяна Александрова - Записки «радиота»

Липовецкий был человеком стихийным, увлекающимся, одержимым всякими идеями, любил импровизацию в режиссуре и любил творить свой спектакль вместе с актерами, владеющими этим искусством импро-визировать. На артистов он никогда не повышал голоса, зато редакторам доставалось часто. Во время записи он не терпел советов, это мешало ему, но мы, редакторы, не всегда это понимали, пытаясь навязать ему свое видение. Вспоминаю, как после записи «Добрых вечеров», когда оператор начинал монтировать текст, он часто исчезал куда-то вместе с артистами. На монтаж мы его ждали час, другой, и неожиданно появившись, а уже с порога раздавался его голос: «Мотор!», он сразу же садился за пульт, при этом, одаривая всех, ожидавших его, пирожками или берлинским печеньем из цдэловского буфета - Дом литераторов был его любимым местом, так же, как и Дом архитекторов, куда он обычно заглядывал с друзьями пропустить рюмку, другую. Это он познакомил меня с Раисой Ильиной, которая начинала работать у него ассистентом. Только потом я узнала, что она и есть актриса Раиса Свиридова, которую я видела в нескольких мхатовских спектаклях.

Липовецкий прекрасно знал литературу, поэзию, сам неоднократно читал по радио. До прихода сюда был артистом Камерного театра, куда был принят по окончании уже после войны Щепкинского училища, работал с Таировым, начинал пробовать свои режиссерские силы в Литературном театре под руководством Константина Вахтерова. В спектакле Камерного театра «Мадам Бовари» был партнером Алисы Коонен - играл очень драматично небольшую роль Жюстена, ученика аптекаря, у которого Эмма Бовари берет яд для травли мышей. Давая ей этот порошок, он вдруг понимает, что предназначен он для нее самой. И когда она уходит, Жюстен - Липовецкий, едва сдерживая рыдания, почти что шепотом, ей вслед произносит: «Зачем вы это сделали, мадам, зачем вы это сделали?» Я слушала запись радиокомпозиции этого спектакля, которая была сделана в то время, когда уже не существовал Камерный театр, и не было в живых Александра Яковлевича Таирова. Были все те же, немного постаревшие актеры, но их голоса звучали молодо, и так же, как когда-то моих родителей, видевших этот спектакль в театре, потрясала в роли Эммы великая трагическая актриса Алиса Коонен. А записан был этот радиоспектакль Анатолием Липовецким.

Мне посчастливилось встретиться с Алисой Георгиевной, когда она приезжала на запись передачи «Музыка к драматическим спектаклям». Рассказывала она о Дмитрии Борисовиче Кабалевском, о знаменитом его вальсе к спектаклю «Мадам Бовари». После записи мы зашли в редакционную комнату. Помню, что был очень солнечный день, и ее освещенные солнцем глаза становились какого-то необыкновенного изумрудного цвета. Она весело подтрунивала над Толей Липовецким, а он как всегда блестяще парировал ей.

Не раз творчеству Липовецкого сопутствовала тема Сольвейг. «Пер Гюнт» Ибсена и Грига стал его долгой привязанностью. Он время от времени возвращался к этой пьесе, но каждый новый вариант был не похож на предыдущий. Помню его постановку в концертном исполнении, где все женские персонажи играла одна актриса - Светлана Мизери. Это было его режиссерским ходом: для Пер Гюнта во всех женских лицах отражалось одно лицо, и это было лицо Сольвейг, которое все время как бы напоминало ему о себе. Очень интересен был в роли пуговичника артист театра им.Маяковского Борис Шворин (в этом концертном варианте было занято только три актера). Менялись оркестры, дирижеры, актеры, но в роли Пер Гюнта многие годы оставался Михаил Постников, казалось, уже сросшийся с этим образом. Но Липовецкий никогда не успокаивался на достигнутом, и в последней своей постановке «Пер Гюнта», а это была радиопостановка, он взглянул на этот образ несколько иначе. Так вошел в новый спектакль «Пер Гюнт» в заглавной роли Николай Караченцов. И это стало открытием совсем другого, непривычного нам Караченцова.

Толя любил артистов, с которыми работал, и умел с ними дружить, да и не только с ними. Может быть, настоящих друзей было не так много, но они были: и его питерский друг Иосиф Конопацкий (Юза), и артист театра им.Пушкина Агрий Аугшкап (Агрик), и артист Москонцерта, прекрасный чтец Анатолий Степин, и таллиннский радиожурналист Константин Любченко, автор большого радиоочерка о Георге Отсе (Толя часто бывал у него в Таллинне). И, конечно, Олег Стриженов, которого он не называл иначе, как Олежик. Зная об их длительной дружбе, я была очень удивлена, что в своей книге «Исповедь» Стриженов даже не упомянул имя Липовецкого. И мне кажется, было бы несправедливым умолчать о том искреннем, как мне показалось, выступлении Стриженова в моей передаче, посвященной памяти его друга. Вот о чем он тогда сказал:

« М не очень трудно говорить об Анатолии Давыдовиче Липовецком, потому что на протяжении 30 лет моей жизни нас связывала близкая дружба и творческая работа. Он пригласил меня где-то, наверное, в 60-м году на Шаболовку, где он ставил телеспектакль «Рассказ о первой любви» Грибачева, и у меня там была центральная роль. Это было очень ответственно, в то время не было записи на пленку, спектакль репетировался и игрался в прямой эфир. Это была моя первая встреча с Анатолием Давыдовичем. В самом процессе работы у нас сложились прекрасные человеческие, товарищеские взаимоотношения, которые просто переросли в личную дружбу. Потом он очень часто приглашал меня в работу на радио. Много было работ, которые вошли в золотой фонд радио - еще начиная с давней работы «Тропою грома». Я всегда делал у него центральные роли: и в спектакле «Третье купе», и в «Дон Карлосе» по Шиллеру, потом были «Отелло», «Спартак», спектакль о Ференце Листе, где я играл Листа, лермонтовский «Маскарад» с музыкой Арама Хачатуряна - я играл Арбенина.

Надо сказать несколько слов, что это был за человек, чем он был мне дорог лично. Помимо того, он был замечательный друг, он был человек большой культуры и большого воспитания что ли. Казалось, что на него никто не мог затаить никакой обиды, не потому, что он был какой-то податливый, со всеми обтекаемо мягкий. Нет. Он был, по-моему, невероятно эмоциональный человек, с каким-то нервом, он был невероятно энергичен в работе и просто не представлял себе, как можно работать без полной отдачи. Вот он иногда вспылит, но никого не мог обидеть и никто не мог обижаться на него, потому что в этом человеке не было злобы, он горел во имя дела. Он был уважаем от самых, самых, что ли, знаменитых признанных мастеров до самого начинающего актера, которого он приглашал. Его любили и уважали не за просто так - он делал очень серьезные работы серьезных авторов. Я часто удивлялся и говорил ему: «Толя, как тебя хватает?» Ведь он жил полнокровной жизнью, ходил играть в теннис, держал всегда себя в форме. Как он успевал смотреть и видеть все спектакли, все премьеры? Я удивлялся: «Я не успеваю, я не могу, а ты успеваешь увидеть и премьеру во всех театрах, и премьеры фильмов, ставить спектакли, иногда на выезде, большие работы здесь на радио, спектакли в золотой фонд, просто передачи». И, конечно, большая культура, начиная от его прекрасной школы - выпускник Малого театра и далее большой опыт работы у Таирова в Камерном театре. Вот, что я ощутил в работе с ним, особенно много мы работали в стихе - у него самого было просто прекрасное владение стихом.