Жан-Клод Карьер - Не надейтесь избавиться от книг!

У. Э. : Здесь есть и момент расизма, поскольку уничтожение книг доверено чернокожему. Мы полагаем, что нацисты сожгли книг определенно больше всех. Но что мы знаем о событиях времен Крестовых походов?

Ж.-К. К. : Мне кажется, самыми зверскими могильщиками книг — хуже нацистов — были испанцы в Америке. Да и монголы свирепствовали не приведи бог.

У. Э. : На заре современной истории западный мир столкнулся с двумя доселе неизвестными культурами: американской и китайской. Однако Китай был великой империей, которую нельзя было завоевать и «колонизировать», но с которой мы могли вести торговлю. Иезуиты отправились туда не для того, чтобы обратить китайцев в свою веру, а чтобы способствовать диалогу культур и религий. Американские прерии, наоборот, казались прибежищем кровожадных дикарей, и это дало повод к настоящему грабежу и даже чудовищному геноциду. Однако идеологическое оправдание такого двойного стандарта опирается на природу языков, используемых в том и другом случаях. Индейские пиктограммы истолковывались как простое копирование вещей, лишенное всякой концептуальной глубины, тогда как китайские идеограммы представляли собой идеи, а значит, были более «философскими». Сегодня мы знаем, что пиктографическая письменность была гораздо сложнее. Сколько пиктографических текстов исчезло таким образом?

Ж.-К. К. : Испанцы, уничтожая остатки великих цивилизаций, не отдавали себе отчета в том, что сжигают сокровища. И только некоторые из них — в частности, тот удивительный монах Бернардино де Саагун [316] Бернардино де Саагун (ок. 1499–1590) — испанский миссионер, монах ордена францисканцев, историк и лингвист, работавший в Мексике. Автор множества сочинений как на испанском языке, так и на языке науатль, являющихся ценнейшими источниками по истории доколумбовой Мексики. (Прим. О. Акимовой.) — чувствовали, что подобное нельзя уничтожать, что это важная часть того, что мы сегодня называем культурным наследием.

У. Э. : Иезуиты, отправлявшиеся в Китай, были образованными людьми. А Кортес [317] Кортес , Эрнан (1485–1547) — испанский конкистадор, завоевавший Мексику и уничтоживший государство ацтеков. (Прим. О. Акимовой.) , и тем более Писарро [318] Писарро , Франсиско (1475–1541) — испанский авантюрист, конкистадор, завоевавший империю инков и основавший город Лиму. (Прим. О. Акимовой.) , были головорезами, которых перспектива уничтожения культуры только воодушевляла. Францисканцы, сопровождавшие их, считали туземцев дикими зверями.

Ж.-К. К. : К счастью, не все. Саагун, Лас Касас [319] Лас Касас , Бартоломе де (1484–1566) — испанский священник, доминиканец, первый постоянный епископ Чьяиаса. Известен своей борьбой против зверств в отношении коренного населения Америки со стороны испанских колонистов. В частности, в 1550–1551 гг. он выступал оппонентом Хуана Гиннеса де Сепульведы (см. прим. к с. 181) в дебатах, посвященных основам колониальной политики по отношению к аборигенам Нового Света (так называемая «Вальядолидская хунта»). (Прим. О. Акимовой.) , Дуран [320] Дуран , Диего (ок. 1537–1588) — испанский монах-доминиканец, историк, первым описавший историю и культуру ацтеков в книге «История Индий Новой Испании» (1579), известной также как Кодекс Дурана. (Прим. О. Акимовой.) так не считали. Им мы обязаны всем, что нам известно о жизни индейцев до завоевания. А они подчас очень рисковали.

У. Э. : Саагун был францисканцем, а Лас Касас и Дуран были доминиканцами. Любопытно, насколько обманчивыми бывают клише. Доминиканцы были инквизиторами, тогда как францисканцы считались образцами кротости. И вот в Латинской Америке, как в вестерне, францисканцы сыграли роль «плохих парней», а доминиканцы порой были «хорошими ребятами».

Ж.-Ф. де Т.: Почему испанцы одни здания доколумбова периода разрушили, а другие пощадили?

Ж.-К. К. : Иногда они их попросту не замечали. Такова судьба большинства крупных городов майя, остававшихся заброшенными на протяжении многих веков, скрытых за завесой джунглей. То же самое произошло с Теотиуаканом, расположенным севернее. Город уже был заброшен, когда около XIII века в эти края пришли ацтеки. Непреодолимое желание стирать любые свидетельства письменности говорит также и о том, что для захватчика бесписьменный народ навсегда становится проклятым народом. Недавно в Болгарии обнаружили золотые и серебряные украшения в захоронениях второго и третьего тысячелетия до нашей эры. Однако фракийцы, как и галлы, не оставили письменных свидетельств. А народы, не имевшие письменности, не названные, не рассказавшие о себе (пусть даже и лживо), как будто и не существуют — даже если их золотые и серебряные изделия отличаются великолепием и изящностью. Если вы хотите, чтобы о вас помнили, необходимо писать. Писать и стараться, чтобы написанное вами не сгорело в каком-нибудь костре. Иногда я пытаюсь представить себе, о чем думали нацисты, сжигая еврейские книги. Надеялись ли они сжечь их все до единой? Разве это предприятие не столь же утопично, сколь и преступно? Или это больше похоже на символическое действо?

В наше время, на наших глазах происходят события, которые не перестают меня удивлять и возмущать. Поскольку я часто бываю в Иране, я как-то предложил одному известному агентству отправить туда небольшую съемочную группу, чтобы поснимать нынешнюю страну, какой я ее знаю. Директор агентства принял меня и начал излагать свою точку зрения на страну, о которой понятия не имеет. Он в деталях объяснил мне, что я должен снимать. То есть он решает, какие кадры я должен привезти из страны, где он сам никогда не был: например, фанатиков, бьющих себя в грудь, или наркоманов, проституток и так далее. Нужно ли говорить, что проект не состоялся.

Ежедневно мы убеждаемся в том, насколько ложными могут быть наши представления. Я имею в виду утонченные и хитроумные фальсификации, отследить которые еще труднее, если они представлены в виде «картинок», то есть как бы документов. И в конечном счете, хотите верьте, хотите нет, извратить истину оказывается легче легкого.

Помню, на одном телеканале показывали документальный фильм о Кабуле, городе, который мне хорошо знаком. Все кадры были сняты с нижней точки. Видны были только верхушки домов, разрушенных войной, — но ни улиц, ни прохожих, ни торговцев. К этому подвёрстывались интервью, взятые у жителей, которые в один голос говорили о плачевном состоянии страны. Единственным звуковым сопровождением на протяжении всего фильма было тоскливое завывание ветра, как в фильмах про пустыню, но только повторяющееся без конца. Значит, этот ветер нашли в фонотеке и нарочно вставили повсюду. На весь фильм — один и тот же шум ветра, который способен распознать только натренированный слух. При этом что легкие одежды на героях фильма даже не колыхались. Этот репортаж — чистая ложь. Одна из многих и многих.