Глеб Глинка - Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений

Потухают талантов огни,
Удивляешься, вылупив зенки:
Остаются на свете одни
Евтушенские и Вознесенки.

Соба одна, соба без «ка».
Какая же она?
Поверхностна иль глубока
И в чем отражена?

Кой-кто умеет с нею пить,
Топя тоску в вине.
Тут он не прочь поговорить
С собой наедине.

Себя без толку не тревожь,
Доволен будь собой,
А если не доволен, что ж,
Соба дана судьбой.

Ведь торговать собой – позор,
Собой гордятся все.
Соба не вымысел, не вздор
Во всей ее красе.

Лишь с удивлением большим
И как бы с похвалой
Мы почему-то говорим:
Покончил он с собой.

Эмфизема души
У меня от стихов.
Хоть пиши, не пиши —
Всё ж не будешь здоров.

Я лечиться готов
Социальной стряпней,
Низверженьем основ
И Вьетнамской войной.

Но вредны облака,
И нельзя ехать в глушь.
Невозможна пока
Ампутация душ.

Страшен ночи покров.
Плачет Муза в углу.
Мир без звуков и снов
Безнадежен и глух.

Вдохновенья порыв
Отгоняю я прочь.
Мне лишь атомный взрыв
Мог бы как-то помочь.

Пароходик в море
Говорит: «Я плаваю»,
С ним поэт не спорит,
Гонится за славою.

Пароходик душат,
Топят волны мрачные;
А поэт на суше
Рвет оковы брачные.

Пароходик черти
Заберут без почестей.
Лишь поэт бессмертен
В гениальном творчестве.

Жребий слишком строг был,
Пароходик в тлении.
Он воскреснуть мог бы
Вновь, в стихотворении.

Но поэт беспечно
Запил на три годика
И ему, конечно,
Не до пароходика.

Всерьез повесился поэт,
Никчемный одиночка,
«Не говорит ни да, ни нет»,
Прошли его денечки.

Чтоб добровольно в петлю лезть,
Причин особых нету.
Не слишком, очевидно, здесь
Легко жилось поэту.

Раздумья черного туман
Его опутал вроде…
Опять же горе от ума,
Хоть при другой погоде.

Ему такое не с руки,
Крепыш был, не калека.
Ведь не иначе, как стишки
Сгубили человека.

Повело кота на крышу,
Я его стенанья слышу.
Рваны уши, хвост трубой,
Рвется кот в последний бой.

Горки Сивку укатали.
Для меня ли, для кота ли
Не житуха, а страда
В наши зрелые года.

У меня хоть целы уши,
Ободрали только душу.
Всё ж встаю во весь свой рост:
Дыбом шерсть, пружинит хвост.

Кот и я — не пацифисты,
Духом смелы, сердцем чисты.
Не теряем мы лица,
Будем биться до конца.

Чтоб, как в смертной лихорадке,
В роковой последней схватке,
Скаля судорожно пасть,
На родную крышу пасть.

Тщеславие вотще,
Без крыл вотще паренье.
Как мошка на свече,
Сгорает вдохновенье.

Струится легкий чад
От фитиля к окошку,
А за окошком сад
И ночь… И снова мошка.

И снова тот же бред
Мою терзает лиру.
Потушим лучше свет:
Пусть ночь войдет в квартиру.

Я вырвался из плена,
Как ветер на простор.
Теперь мне по колено
Вершины снежных гор.

Воспоминанья тают,
Все горести забыл.
Не чуя ног, летаю,
Парю, не зная крыл.

Так празднично и ярко,
Нет никаких забот;
Устои все насмарку,
Навыворот, вразброд.

Лишь где-то еле-еле
Сомненье: странный свет?..
Такого в самом деле
В земной юдоли нет.

Сомнениями мучим,
По мере сил живет
В рассеянии сущий
Безродный патриот.

Со славой иль без славы,
Признанье ль, ремесло?..
Лихой казачьей лавой
Былое унесло.

В Нью-Йорке и в Париже
Ловчился, торговал.
Умишком не обижен,
Хоть языка не знал.

Прошел наметом, рысью
Через чужой удел.
И вот пропал, накрылся…
Знать, срок ему приспел.

Наподдав ногою кошку,
Мы идем навеселе.
Раздвигает друг гармошку:
«На деревне, на селе»…

Небоскреб там или хата,
Темза, Волга иль Гудзон?
Вспоминаю, как когда-то,
Где-то… Может — просто сон.

Не до девок, не до баб нам,
Только б водка с огурцом,
Чтоб с размахом, чтоб похабно
Погулять перед концом.

После войн, нужды и странствий
Остается пить да петь.
«Нам ли, брошенным в пространстве,
Обреченным, умереть…»

Всё же говорю, икая:
— Слушай, брат, пора домой…
«У портнихи мастерская,
У портного о-ё-ёй!..»

Уйти бы мне надо
Эстетам назло
В курчавое стадо,
В овечье тепло.

Бездумно, уютно
И как у Рабле
Под ветром попутным
Плыть на корабле.

Покой и отрада
Над гладью морской,
Понургово стадо
Довольно судьбой.

Когда же устои
Наскучат всё те ж,
Всем скопом устроим
Веселый мятеж.

С бараньим блеяньем
Скорее за мной!..
В журчанье, в сиянье,
В простор за кормой.

Во время оно
Для нужд наук
Из фараона
Изъят был жук.

Из камня сделан,
Оставив свет,
В царе сидел он
Пять тысяч лет…

Пред жизнью нашей
Тая испуг,
Всё ж ошарашен
Священный жук.

На мир безбожных
Услад, скорбей
Глядит тревожно
Жук-скарабей.

Многое было, бывало.
Сердце, должно быть, устало
От безысходности всех
Чаяний, бед и утех.

День — из готовых понятий,
Ночь — без открытых объятий.
Люди — как тени вокруг,
Тень — как единственный друг.

С тенью гуляю по парку.
Тени становится жарко.
В жгучие летние дни
Тень отдыхает в тени.

Но на морозе и стуже
Ей, разумеется, хуже.
Ненависть дышит вокруг.
Тень — как застенчивый друг.

Кто разберет и узнает,
Тень ли меня отражает
Ночью иль в солнечный день,
Я отражаю ли тень?

С тенью мы слишком похожи.
И, как по тени, прохожий
Может по мне на пути,
Не замечая, пройти…

Я — это тень от былого,
Дикого, нежного, злого.
Тень на стене не моя,
Тень — это подлинный я.