Илья Голенищев-Кутузов - Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений

Не теряю надежды, что в наступающем году увижу Вас и Рим. Если только состоится предполагаемый Византологичесчий конгресс в Италии, подделаюсь под византолога (в связи с французскими средневековыми романами и старосербскими) и пристроюсь к югославской группе. Но позволят ли Офиель и Miss Destiny (или и они применят санкции)? Chi lo sa [22] Кто знает? (ит.). ?

В университете у меня большой моральный успех: аудитория всегда переполнена, но материально пока что неважно. Надеюсь всё же, что в этом году меня сделают «университетским доцентом». Тогда я освобожусь от гимназии, и жить будет легче. Не исключена возможность, что попаду в Скопле на место Евгения Васильевича, который уходит весной в отставку limite d’age [23] По возрасту (фр.). . Туда мне не слишком хочется, но для университетской карьеры, как pis aller [24] На худой конец (фр.). , придется и на это согласиться. Знаете ли Вы, что в этом году умерла Анна Митрофановна (жена Евгения Васильевича) в Петербурге?

По стихам моим (Вы верно угадали, лирик вечно предает себя) у меня в сердечной жизни не всё благополучно. Мне об этом еще тяжело писать почтовой прозой . Вот когда свидимся – если Бог даст.

Передайте мой сердечный привет и лучшие пожелания Ольге Александровне. Где Елена Александровна и какова ее судьба?

О новых стихах мне хотелось бы, чтоб Вы мне написали подробнее, если только они заслуживают Ваше внимание. Каждая строчка Ваша в моей духовной пустыне – великая радость.

Душевно и неизменно Вам преданный,

Ваш Илья Голенищев-Кутузов

Адрес мой (надеюсь, продолжительный): Mio-draga Davidovic’a 68, Belgrad. Мне очень хотелось бы иметь № «Convegno», Вам посвященный.

Белград, 11 июля 1937 г.

Дорогой и глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,

Сведения о Вас доходят до меня всё реже и реже. Адрес Ваш узнал от любезнейшего Др. Стефановича, с которым иногда встречаюсь. Но твердо верю, что нам суждено еще увидеться. В будущем году надеюсь найти возвратный путь в Рим подобно древним пилигримам Иллирии:

– тем более, что подготовляю для сербского издательства книгу о Петрарке. Сердечно был тронут стихами, мне посвященными 43), – в них тема изгнания и тема родины Ваши, и мои, и общерусские. Меня потрясли доселе мне неизвестные стихи о Скрябине (в музыку о величайшего нашего композитора я всё глубже вникаю – она ужасает и восхищает). Порадовали меня и обновили жизненные силы Ваши стихи, которые слышу впервые, – «Волки», «Notturno». Снова устремляюсь «к родникам былого – недавнего и уже былого», чтобы в духе и мысли снова с Вами встретиться.

Посылаю Вам две мои новые книги 44). В сербской, изданной самой значительной в Югославии литературной организацией (тираж – 6000), Вы найдете две статьи, Вам посвященные. Статья о Достоевском в Вашем толковании появилась впервые год назад в журнале «Српски книжевни гласник» (белградские «Современные записки»).

Три года тому назад, когда мне удалось еще раз побывать летом в Париже, я собрал неизданные материалы для небольшого исследования о Филиппе де Мезьере, друге Петрарки, одном из интереснейших писателей XIV века. Работа эта, как увидите, связана с моей диссертацией и является ее продолжением. Кроме Вашего экземпляра прилагаю еще два – быть может, Вы их дадите для отзыва кому-либо из стоющих итальянцев, буду Вам очень благодарен. Посылаю Вам мои новые стихи (за последние два года). Вы знаете, я не обращаю внимание на парижских декадентских Писаревых вроде Адамовича, мне важно лишь мнение нескольких моих друзей, и прежде всего – Ваше.

Вторую книгу стихов выпущу лишь через несколько лет и, вернее всего, в России, куда меня всё сильнее тянет 45).

В жизни моей произошли большие перемены – я развелся и в скором времени женюсь во второй раз. Невесту мою зовут Ольга Вальтеровна фон Бреверн, по матери она из моих мест – мы могли бы встретиться на балу у Пензенского предводителя или в имении Чембарского или Сердобского уезда. Ей двадцать пять лет (мне уже тридцать три!). Очень недурна собой. Учится в университете (филолог) и работает в банке. Надеюсь, что на этот раз Гименей и Гера будут ко мне благосклонны, – умоляю Вас, в виду Вашей несомненной близости к древним богам, вопреки всем палинодиям, походатайствовать за нас пред небожителями!

Буду с нетерпением ждать Вашего ответа. Вы знаете – каждое Ваше письмо для меня большая радость и духовное празднество.

Привет Ольге Александровне и всем Вашим лучшие пожелания!

Сердечно и душевно Вам преданный и глубоко уважающий Вас

Ваш Илья Голенищев-Кутузов

P. S. Мой адрес до конца августа : 48, ulica Dorde Vasingtona, Belgrad; кроме того мне можно писать и на университет: Francuski Seminar. Filosofski fakultet Universitet. И. Г.-К.

(Без даты, вероятно, конец 1938 – начало 1939)

Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,

Разрешите Вам представить и горячо рекомендовать моего приятеля Николая Николаевича Иванова, доктора Парижского и Загребского университетов, историка литературы и искусства etc., etc. Н.Н. в настоящее время лектор русского языка в Лионском университете, где опекает его профессор Пангуйе.

Я писал Вам несколько раз и на различные адреса, но боюсь, что письма мои до Вас не дошли. Посылал Вам также стихи и книги. Весть от Вас была бы для меня большая радость, а радостного в жизни у меня сейчас мало. Не знаю даже, останусь ли в Белграде, – быть может, в самом скором времени принужден буду перебраться в Париж. Дальнейшая судьба моя темна.

Глубоко уважающий Вас и сердечно Вам преданный

Ваш Илья Голенищев-Кутузов

Адрес: Varsavska 29, Belgrad Yugoslavie

…о трех новых поэтических сборниках: «Тишине» Раисы Блох, «Памяти» Ильи Голенищева-Кутузова и «Лебединой карусели» Аллы Головиной… Многое их сближает друг с другом, многое разделяет. Прежде всего отмечу сближающее: все трое, конечно, «провинциалы» (Голенищев-Кутузов и Алла Головина и в буквальном смысле не принадлежат к парижанам). Это значит, что все трое, слава Богу, далеки от парижского трафарета. В их поэзии поэзия не подменена незанимательной автобиографией. И эти трое – отнюдь не весельчаки, но у них достаточно поэтического и человеческого (да, и человеческого) самолюбия, чтобы не пытаться выдавать за искусство всего только жалобы на житейские свои неприятности. Как у всех лириков, в основе их творчества лежит личное переживание, но у них оно творчески переработано, преображено, сделано материалом искусства, а не способом для снискания сочувствия или сожаления. Именно поэтому их поэзия, пусть еще отчасти неопытная, из кустарщины монпарнасского захолустья выводит их в ту истинно столичную область, которая зовется художеством.