Жак Эргон - Повседневная жизнь этрусков

Не будем говорить о календах ( Kalendae ), поскольку это не этрусское слово. Но уточним, что в Этрурии были ноны и, как в Риме, недели, состоявшие из восьми полных дней ( nundinae ): на девятый день — ярмарочный — этрусские цари давали аудиенции, и каждый имел право прийти и проконсультироваться с ними о своих личных делах {524} 524 Macr. Sat., I,15,13. .

Составители глоссариев донесли до нас названия восьми этрусских месяцев в латинизированной форме: Velcitanus (март), Cabreas (апрель), Ampiles (май), Aclus (июнь), Traneus (июль), Hermius (август), Celius (сентябрь) и Xosfer (октябрь) {525} 525 T.L.E., 801,805,818,824,836,854,856,858. . Мы видим, что год, как и в раннем Риме, начинался с марта. Некоторые из названий месяцев встречаются в письменных источниках: acale (=acle, Aclus) и celi (Celius) в Загребской книге {526} 526 Pallottino M . Vol. I.1937. P. 213. , где дата проведения трех церемоний отсчитывалась в обратном порядке, как у латинян, от конца месяца, показывают, что в нем было 30 дней. Другие названия связаны с именами божеств: Traneus (t(u)rane) был месяцем Венеры (Туран), Hermius — месяцем Гермеса. Слово Xosfer (chosfer, cesfer) образовано, вероятно, от числительного cezp - (восемь?) и, как октябрь ( October ), обозначало восьмой месяц года {527} 527 Fiesel E . St. Etr., X, 1936. P. 324. . Очень может быть, что существовали диалектные формы названий месяцев. Латинское Aprilis справедливо считают производным от этрусского имени Афродиты — Апро {528} 528 Berweniste E . B.S.L, XXXII, 1931. P. 68 sq. . В других местах этот же месяц называли Cabreas .

Каждый год ( avil ) этруски вбивали гвоздь в стену храма богини Нортии в Вольсиниях {529} 529 Liv., VII, 3,7. , и эту церемонию, символизировавшую неотвратимое свершение судьбы, переняли римляне и перенесли его в храм Юпитера Капитолийского. И в Этрурии, и в Риме это стало основой хронологии, использованной первыми историками.

Наконец, были века, переменчивая длительность которых, соответствовавшая максимальной продолжительности человеческой жизни в целом, превышала 100 лет и порой достигала 119 или 123 лет. Конец каждого века возвещало чудо, распознанное гаруспиками; согласно их учению, этрусский народ должен был просуществовать десять веков начиная с 968 года до Рождества Христова {530} 530 Censor., 17,6; Thulin C. O . Die etr. Disciplin, III. P. 63 sq. .

К сожалению, подробный распорядок дня этрусков нам неизвестен. Мы можем представить себе, по многочисленным письменным источникам, день грека или римлянина, но нигде не написано, в котором часу вставал лукумон, принимал ли он по утрам изъявления почтения от клиентов, спал ли после обеда и ходил ли затем в баню. Единственные точные сведения относятся к его режиму питания: два раза в день.

Вот они, последствия плодородия почвы и изнеженного темперамента, о котором не без возмущения писал Посидоний: «Этруски дважды в день велят накрывать роскошные столы, готовить расшитые цветами покрывала, подавать множество серебряных сосудов, а им прислуживает множество рабов» {531} 531 Diod, V, 40; V, 50. .

Таким образом, на стол накрывали дважды в течение дня. Смысл этого замечания становится понятен, если вспомнить, что греки и римляне ели три раза в день: у греков были akratismos, ariston, deipnon , у римлян — jentaculum, prandium, cena, что соответствует нашим завтраку, обеду и ужину, однако два первых приема пищи постепенно свелись к простому «перекусу». После пробуждения съедали кусок хлеба, натертый чесноком или смоченный в вине; в 11–12 часов был легкий завтрак, состоящий из остатков вчерашнего обеда; и только обед в два-три часа дня действительно заслуживал свое название {532} 532 Carcopino J. La Vie qoutidienne à Rome. P. 304 sq. . Нужно было быть ненасытным обжорой, как император Вителлий, чтобы требовать полноценного приема пищи трижды (или даже четырежды) в день {533} 533 Suét. Vit., 13,1. . Сенека и Плиний Старший были весьма неприхотливы в еде: на обед философ довольствовался ломтем сухого хлеба, а натуралист слегка закусывал ( gustabat ) {534} 534 Suét. Ad Luc., 103,6; Плиний Старший . Письма, III, 5,10 sq. .

Хотя эти свидетельства относятся к эпохе ранней Римской империи, ясно, что и в эпоху Республики римляне рассуждали также. Цицерон во второй филиппике резко порицал Марка Антония, который после гражданской войны отобрал у ученого Варрона его поместье в Касине и превратил храм науки в логово разврата: «Начиная с третьего часа» (то есть с девяти утра) там уже «пили, играли, извергали из себя» {535} 535 Cic. Phil., II, 104. . Выражения convivium tempestivum и cenare de die , обозначавшие застолье, начавшееся слишком рано, ужин в разгар дня, давно использовали применительно к разгулу в Капуе и излишествам обжор. Но уже в Греции комические поэты разили стрелами сарказма «тех, кто не довольствуется одним обедом, а порой обедает дважды в день» {536} 536 Plat. Le Comique ap. Ath.: 1,47 d. . Не обращая внимания на всеобщее неодобрение, этруски продолжали есть дважды в день, причем накрывали столы и возлежали за ними не только во время cena , но и во время prandium , который Сенека поглощал на ходу.

Фрески в гробнице Голини в Орвьето, построенной в конце IV века для семейства Leinie (Laenii), не только рассказывают нам о траурном пире двух братьев в присутствии Гадеса и Прозерпины, но и прежде приглашают нас взглянуть на кухню, где 11 слуг заняты веселой суетой по приготовлению пищи {537} 537 Conestable G. Pitture murali 1865; Martha J. L'Art étrusque. Fig. 266, 279, 292; N.M. Fig. 74; P.E. P. 97 sq; Bloch R. L'Art étrusque. P. 74–76; T.LE., 220 sq. . Такие же повара превозносили достоинства своей профессии в надписи из Фалерий, сделанной на архаическом диалекте латинского языка: «Quei soueis agrutiais opidque Volcani condecorant saipisume comvivia loidosque» — «Своими уловками и с помощью Вулкана они придают блеск пирам и играм» {538} 538 C.I.L, I, 364; Ernout A. Textes lat. arch. P. 36. .

Сибариты возлагали венки на головы кулинаров. Этруски выказывали им не меньшее почтение. На фреске каждый из них обозначен двумя словами, выбитыми над его головой: первое, возможно, представляет собой имя, а второе — обозначение должности. Часто смысл этих надписей неясен, но рано или поздно их расшифруют, и это будет важным прорывом в изучении этрусского языка.

На левой стене от входа изображены мясные туши и битая дичь; два куста указывают на то, что эта кладовая находится под открытым небом. На круглой балке подвешена на веревках за задние ноги целая туша быка; его отрубленная голова с большими глазами, достойными Юноны, лежит рядом прямо на земле. Чуть поодаль, под навесом, висят заяц, лань и птица.

На смежной стене раб-мясник в набедренной повязке рубит мясо топором перед очагом, в котором он будет его жарить. На другом конце pazu mulu(.)ane , тоже практически обнаженный, склонился над ступой и толчет там что-то двумя короткими пестиками. Ступа выкрашена в густо-желтый цвет: наверное, она бронзовая и представляет собой чан на трех ногах, с клювовидным сливом. Может быть, перед нами пекарь, который замешивает тесто? Но инструменты, которыми он работает, напоминают цесты (кастеты) кулачных бойцов и годятся скорее для того, чтобы толочь, а не размешивать. Он готовит одно из тех сложных блюд, которыми любили лакомиться древние и в которое входило множество тщательно измельченных ингредиентов и специй, какие и мертвого бы пробудили.