Михаэль Кольхауэр - Pоман и идеология. Точки зpения

Но пора подводить итоги. Pоман и идеология. Точки зрения. Случайность или предчувствие, призыв к осторожности уже в самом этом названии? Совершив свой скорый пробег, вижу, что должен понизить ставку. Все здесь сводится к игре перспектив и сопротивлений: я хотел показать, где и как роман строит идеологию, а не выражает или отражает ее (что, разумеется, далеко не одно и то же). Но сейчас не врем для широких обобщений и категорических утверждений. Мои выводы будут более чем скромными:

(а) Отношение идеология/мысль подобно отношению стиль/язык: слово, несущее на себе личную подпись и личную вовлеченность, чей-то, пусть даже рассеянный, голос. Поэтому так трудно ее определить: она уже не общее место, еще не мировидение (Weltanschauung); чтобы стать литературой, идеология выговаривает себя голосами романа.

(б) Отнюдь не исключая ее вовсе, роман строится одновременно с идеологией и против нее вопреки идеологии. Он работает с идеологией, а не просто устанавливает факт ее присутствия или отсутствия; и чем активнее он с ней работает, тем в большей степени он роман. (Что исключает как полноту, так и пустоту: противоположность предвзятости не то же самое, что противоположная предвзятость.)

(в) Как и роман, идеология предполагает маневрирование, а значит риск (в этом ее отличие от идеологичности). Идеология это движение, идущее от автора к читателю, главным образом на уровне текста, в котором письмо пытается ухватить то, что оно говорит, по мере самого говорения (в идеологии, конечно, присутствует логос, но присутствует и слово в поисках идеи, а также стремление к связности).

(г) Идеология стремится к связности, она есть усилие связать, сплести воедино текст, его слова и мысли, его персонажей. Важно уже само по себе это усилие установить живую связь, через отрицающие ее противоречия и сомнения, через окольные или прямые пути, которыми она идет.

(д) Никогда нельзя точно определить, в чем именно заключается идеология того или иного романа; лучше рассматривать все то, что нарушает и замутняет ее течение, останавливая в итоге ее стремление оставить за собой последнее слово. Таковы двусмысленности, нестыковки, внутренне мотивированные умолчания и незавершенность персонажей.

Итак, в отношении идеологии роман строится через недостаток и за недостатком лучшего во всяком случае, вопреки любому идеалу или модели. Он «существует лишь поскольку не совпадает в точности с тем, чем мог бы быть, с тем, чем должен бы быть» [28] Macherey Pierre. Pour une theorie de la production litteraire. Paris: Maspero, 1966. P. 223. . А именно определен ной идеей о мире, определенной точкой зрения.

Точка зрения, принятая в настоящей работе, сформировалась под влиянием, воспринятым частично по принципу отталкивания, определения идеологии, предлагаемого Луи Альтюссером [29] Althusser Louis. Pour Marx. Paris: Maspero, 1972. P. 238. : идеология это «система (обладающая своей логикой и строгостью) представлений (образов, мифов, идей или понятий), существующих и играющих историческую роль внутри данного социума». Это определение, каким бы нейтральным оно ни казалось на первый взгляд, исключает релятивизм: в той мере, в какой она предполагает стремление к осмысленности и связности, идеология означает некоторую позицию; она есть продукт воли к именованию мира, которая начинает с вопроса, адресованного реальности (в то врем как идеологическая предвзятость довольствуется воспроизведением якобы очевидного). Pазумеется, сейчас не время углубляться в дискуссию по поводу идеологии, тем более что в рамках ее вопрос о литературе затрагивают нечасто и лишь в общем виде. Итак, ограничусь констатацией нескольких противоречащих друг другу мнений: одни считают, ссылаясь на Wissenssoziologie Карла Манхейма, что любой дискурс имеет идеологическую природу, выража частные, если не узкопартийные интересы; по мнению других, ложное сознание или «мистифи цированное сознание» (Анри Лефевр) идеологии противостоит критическому знанию (Корш, Парето, Хоркхаймер) или научному знанию (Альтюссер, Альберт, Поппер) [30] См. разработку вопроса: Gabel Joseph. Ideologies (2). Anthropos, Paris, 1978. P. 75 sq. .

Таким образом, ложный или просто находящийс в плену иллюзий идеологи ческий дискурс имеет в своем основании два момента: во-первых, он монологичен, то есть исключает (по видимости, никогда не по-настоящему) двусмысленность, амбивалентность и индифферентность, а во-вторых, он считает и выдает себя за нечто бесспорное. Оставить за собой последнее слово так могла бы быть сформулирована его программа-максимум, заявленная или нет. [31] Prieto L.J., Pertinence et pratique. Essai de semiologie. Paris: Editions de Minuit, 1975. P.160; Gabel Joseph. Ideologies (1). Anthropos, Paris, 1974. P. 24 sq., 231 sq. Мне, равно как и некоторым другим исследователям [32] Sebag Lucien. Marxisme et structuralisme. Paris: Payot, 1969. P. 90 sq.; Meynaud Jean. Destin des ideologies. Etudes des sciences politiques. № 4. P. 9 sq.; Lukacs Georg. Geschichte und Klassenbewusstsein. Darmstadt and Neuwied: Luchterhand Verlag, 1968. P.180, 208, 279. , представляется важной и его установка путем абстракции или иллюзии цельности утверждать в качестве господствующего мнения или «эффекта реальности» (Барт) то, что относится лишь к какой-ибо одной точке зрения, к какой-либо определенной истории. Идеологи и в этом заключается ее глубинная мотивация, равно как, вероятно, и ее парадокс, претендует на универсальность (социальную, историческую или просто «человеческую»); а между тем она есть жестко ограниченное сознание определенного субъекта, который, по вечно актуальному выражению Вико, «мерой всего считает себя» [33] Principes de la philosophie de l'histoire. Michelet Jules. Oeuvres complиtes. (Edition Paul Viallaneix). Paris: Flammarion, 1971, T. 1. P. 431; ср. также: Jaspers Karl. Origines et sens de l'histoire. Paris, 1954. P. 163164. . Идеология, конечно, содержит в себе логос язык и речь. (Pомантик Леопарди делает по этому поводу заключение, звучащее вполне современно: «Идеология включает в себя принципы всех областей знания, в особенности науки о языке. И обратно, можно сказать, что наука о языке включает в себя всю идеологию») [34] Leopardi G. Lo Zibaldone. Oeuvres. Editions mondiales. Paris, 1964. P. 910–911. . Со своей негативной стороны идеология напоминает дискурс, который рассматривается как нормальный, разумеющийся сам собой, будучи, однако, лишь нормативным, исходящим сам из себя. Это язык, стремящийся стать природой реальностью . По существу, это означает либо превратно понятую объективность, либо не ведающую себя субъективность. В своей позитивной функции она ставит подпись под словом, а значит, и под определенной историей индивидуальной или коллективной, воображаемой или действительной. Думается, в этом и заключается различие между идеологией и идеологичностью: первая есть (о)сознание, в том числе и собственных пределов; вторая же пассивно-ущербное (так как безотчетное и безвольное) воспроизведение вечного statu quo ante имитация реальности, к которой не обращаются с вопросами. В самом деле, вопреки общему мнению, даже так называемая теория «отражения» не скрывает вопроса, адресуемого реальности; пусть даже в форме валоризации (Wertung) [35] Ср.: Redeker Horst. Abbildung und Wertung. Grundprobleme einer Literaturaesthetik. Leipzig: VEB Bibliographisches Institut, 1980. P.13, 43. последней. Между теоретически обдуманным натурализмом Золя и натурализмом якобы «без претензий» какого-нибудь Ги де Кара пролегает огромное пространство именно пространство идеологии. И романа.