Шалва Амонашвили - Созидая человека

К приходу Буратино ты готовишься, как к празднику. Он может сесть тебе на плечо, на голову, ущипнуть за щеку, подать ложку. Он несет тебе конфету, печенье, он говорит с тобой обо всем, что тебя интересует. Рассказывает сказки, учит стихам, приучает тебя к вежливости, требует быть сдержанным. Он всегда знает о твоих каждодневных поступках, радуется твоим добрым делам, огорчается твоим дерзостям. Полон надежд, что ты умный и хороший. Буратино может убаюкивать тебя, и хотя колыбельная в его исполнении звучит не так уж мелодично, ты все же засыпаешь.

Я готов поклясться, я уверен, что ни один воспитатель не смог бы так сильно повлиять на нравственно-этическое и умственное развитие моего Пааты, как его общение с Буратино, продолжавшееся всего восемь-десять месяцев.

По-моему плану Буратино должен был насовсем попрощаться с тобой и уехать далеко-далеко, как только мы обнаружили бы, что его влияние на тебя начинает слабеть. Но произошла досадная ошибка.

Вернувшись однажды с работы домой, мы с мамой застали тебя сидящим на диване и льющим горькие слезы. Перед тобой лежал неподвижный Буратино. Ты его нашел в самом потайном уголке шкафа, куда мы прятали его от тебя, надеясь, что ты никогда не проникнешь туда. Однако ты залез в шкаф, перерыл все и вдруг наткнулся на Буратино.

— Буратино! — закричал ты радостно. Ты думал, что, увидев тебя, Буратино сразу подскочит, запоет своим тонким голоском, залезет тебе на плечо, начнет шептать сказку.

— Буратино, встань… Буратино, ты спишь? — Ты горько заплакал: — Буратино не хочет со мной разговаривать. Буратино не хочет проснуться!..

Мы, конечно, могли мигом воскресить Буратино. Но было ясно: он уже никогда не смог бы стать твоим воспитателем. Ты начал бы сдирать его с руки, и он, этот человечек, создавший тебе особый, сказочный мир, превратился бы в жалкую игрушку. Поэтому мы уложили его в коробку и сказали тебе:

— Да, Буратино больше не проснется!.. Хотя это не совсем правда. Буратино проснулся для тебя уже на всю жизнь, когда тебе принесли в подарок книгу о Буратино.

Ты становишься озорником, неуловимым, неудержимым. С тебя нельзя сводить глаз.

Бабуля разыскивает тебя через каждые 2–3 минуты: ты можешь одновременно быть и в шкафу, и во дворе, и на столе, и под столом. От тебя несколько раз спасали старинную швейную машину системы „Зингер“, которой так дорожит бабуля, ты сбросил с высокой подставки вазу с цветами, и если бы не наш с мамой уговор, был бы ею крепко отшлепан за это; ты опрокинул огромный таз, наполненный виноградным соком, и он полился на нижний этаж; и если бы опять не наш уговор, за этим последовало бы нравоучение папы.

Ты жил бурной жизнью мальчика, рос таким, о каком пишет английский писатель Алан Бек:

„Мальчик — это правда с грязным лицом, красота с порезанным пальцем, мудрость с вареньем в волосах и надежда будущего с лягушкой в кармане.

Когда вы хотите, чтобы он произвел хорошее впечатление, его мозги превращаются в желе, или же он становится дикарем, садистом из джунглей, стремящимся уничтожить весь мир и себя вместе с ним…

Мамы любят их, маленькие девочки ненавидят, взрослые игнорируют, а небеса защищают“.

Неужели педагогика в конце концов не обнаружит надежный метод, применив который, станет возможным довести до твоего понимания и до понимания миллионов мальчишек, тебе подобных, как опасно делать глупости на каждом шагу?

Жизнь на волоске — вот какая жизнь у мальчиков.

Ты шаришь в ящиках, слышишь мамин голос: „Что ты там делаешь?“— „Ничего!“ Ты достаешь ножницы. „Что ты там ищешь?“— „Ничего!“ Идешь с ножницами сперва к аквариуму и пугаешь ими рыбок. „Что ты там стучишь?“ — „Ничего!“ Затем суешь ножницы в штепсель, раздается страшное „ткац“, выключается электричество, в квартире становится темно. Мама вскрикивает и бежит к тебе, задевая по дороге стулья и с грохотом отбрасывая их, у бабули сердце уходит в пятки, она начинает кричать, бегут соседи. Кто-то смог включить электричество. Ты, весь синий, валяешься на полу, приходишь в себя, жжет руку, начинаешь плакать, а мама теряет сознание…

Соседка ведет тебя в школу (ты уже начал ходить в подготовительный класс) вместе со своей дочуркой. Надо пересечь узкую улочку. Соседка держит тебя за руку. Но вдруг, увидев на другой стороне своего товарища, ты вырываешь руку и с радостным криком перебегаешь улицу. Надо же было: тут же из-за угла неожиданно вынырнула машина. Раздаются крики прохожих. Слышится страшное шипение внезапно заторможенной машины. Выскакивает водитель и бросается к тебе. Ты лежишь на спине, ноги врозь, правое колесо машины заторможено посреди ног, выше колен, оно задело штанишки и кожу на левой ноге…

Но тебя оберегали не только небеса.

Дядя пригласил нас к себе показать реку Алазани. Она небольшая, но быстрая, в некоторых местах глубокая. Мы идем вдоль реки. Мы любуемся цветами, фазанами, ты собираешь камешки. „Не подходи близко к берегу, иди рядом с нами!“ Эти приказы раздаются время от времени. Ты как будто подчиняешься. Но вдруг сползает край берега под твоими ногами, и через секунду быстрый поток реки захватывает тебя. Дядя сразу же бросается в воду и спасает тебя, испуганного и наглотавшегося воды.

Был и такой случай.

Раз ты взял раскрытый зонтик, который лежал на балконе, и собрался спрыгнуть со второго этажа. Для тебя зонтик был парашютом. „Стой! Не смей!“ — закричала бабушка. Ты поспешил выполнить намерение, но она подоспела, вцепилась в тебя. „Глупый мальчик… Глупый ты мальчик!“— рыдала она. В то время ты увлеченно рисовал парашюты. Только на шести твоих рисунках, которые ты мне подарил и которые хранятся у меня до сих пор, я сосчитал тридцать раскрытых парашютов. Вспоминаю еще, с каким удивлением ты наблюдал в парке, где было много развлечений, за прыжками с вышки на парашюте. Было ли это причиной твоего несостоявшегося полета, прыжка со второго этажа?

Вместе с небесами тебя хранили бдительность бабушки, возгласы матери и мужской разговор отца, спасала доброта и совсем посторонних людей, незамедлительно приходивших к тебе на помощь.

Сколько у тебя жизней? Трудно сосчитать. У каждого мальчика, мне кажется, по крайней мере два-три десятка жизней. И пока нет в нашем распоряжении универсального способа внушить им, детям, быть предусмотрительными, так и хочется крикнуть во весь голос, чтобы услышали все-все: „Дорогие взрослые, нет чужих детей, все дети наши! Пожалуйста, заботьтесь о них, спасайте от возможных прискорбных последствий их шалостей!“

Во дворе много детей. Ты тоже рвешься во двор поиграть. Но там старшие мальчики отняли у тебя велосипед и не дают покататься. Ты начинаешь орать, возвращаешься домой, жалуешься: