Шалва Амонашвили - Рука водящая

К этому разговору ему и нужно готовиться: какие вопросы задавать, в какой последовательности. Может быть, стоит перечитать свои записи?

Размышляя таким образом, он привёл в порядок свою холостяцкую комнату, побрился, выпил кофе, сел за рабочий столик, посмотрел на часы — было восемь, открыл ящик и собрался было достать тетрадь, как в дверь зазвенел звонок.

Неожиданность и грубые звуки звонка заставили его вскочить. Левая рука сбросила со стола настольную лампу — она разбилась. А правая — вывалила на пол груду методических книг.

Звонок зазвенел ещё, а за дверью послышался голос, мальчика:

— Это я, открой!

Он стоял в дверях с красочным конвертом в руках и улыбался.

— Доброе утро! — сказал мальчик весело. — Я напугал тебя? Ты такой бледный!

— Я же не ждал тебя в это время? — попытался оправдаться Алексей Александрович.

— Вот тебе мой совет, — произнёс мальчик, — привыкни к тому, что всегда всё случается. Неожиданность — это зверь, который может напасть на тебя и растерзать. Отгоняй этого зверя от себя.

— Хорошо сказано. Где ты это вычитал?

Алексей Александрович был рад приходу мальчика.

— Обязательно надо вычитать такие мудрости у других? Ты же отредактировал книгу о сердце!

— В ней ничего такого я не помню.

— Опять! — возмутился мальчик. — Научись впитывать чужие мысли в себя, чтобы одна мудрость порождала в тебе другие мудрости. Так сам станешь мудрецом.

Алексей Александрович стоял перед мальчиком как ученик перед учителем. «Он с другой планеты, он пришелец», — подумал он.

— Ну входи, раз пришёл так рано. Что-то изменилось в нашем расписании?

— Да, — сказал мальчик, — мы должны поработать с тобой до одиннадцати часов. Потом мы с мамой пойдём по магазинам. А в три часа мы приглашаем тебя, — и он протянул ему красочный конверт.

Они уселись на диван.

Алексей Александрович достал из конверта приглашение, оно было обрисовано рукою мальчика. Там он писал, что приглашает своего друга на свой день рождения: «Мне уже шесть лет».

— Ты родился двадцатого августа?!

— Значит, ты тоже. Только ты не удивляйся, всегда всё случается.

Зазвенел телефон, который обычно звонил раз в месяц, когда сообщали ему, что пора платить за телефон, за газ, за квартиру.

Он опять вскочил от неожиданности и приглашение выпало из рук.

Мальчик засмеялся.

— Видишь, что творит с тобой неожиданность? Бери трубку и не удивляйся ничему.

Алексей Александрович тоже развеселился: действительно, смешно пугаться неожиданностей.

— Слушаю вас?

В трубке зазвучал голос поэта — директора школы.

— Алексей Александрович, я ещё не наложил резолюцию на ваше заявление об уходе.

— А вы наложите.

— Вы нашли хорошую работу?

— Работа мне нравится.

— А работа в школе не нравится?

— Она никогда не нравилась мне.

— А я увидел в вас талант педагога.

— Нет у меня никакого педагогического таланта.

— Вы недооцениваете себя… А мои стихи вам нравились?

— Вы прекрасный поэт.

— Мой сборник уже готов. Вы обещали быть редактором. Можно переслать вам рукопись?

— Завтра зайду к вам и заберу.

— Буду ждать вас… Может быть, всё-таки передумаете и останетесь в школе? Кстати, с понедельника, то есть завтра, учителя возвращаются с отпуска.

— Нет-нет, об этом не может быть и речи.

— Ну что же. До свидания.

— Всего вам хорошего.

Алексей Александрович положил трубку и вернулся к мальчику. Тот испытующе посмотрел ему в глаза.

— Зря ты читаешь мудрые книги, — сказал мальчик.

— Это почему?

— Это потому, что недавно, когда вы с мамой философствовали по поводу прочитанного, тебе нравилась мудрость: отрицающий беден, утверждающий богат. Помнишь?

— Мне и сейчас нравится эта мудрость.

— Тебе нравится сама мудрость — как красиво сказано, или дела, которым она требует следовать?

— А что? — спросил Алексей Александрович. — В чём ты меня упрекаешь?

— Как я понял, тебе звонил директор той школы, где ты раньше работал.

— Верно.

— Он не хочет тебя увольнять.

— Верно.

— Он видит в тебе педагогический талант.

— Откуда ты знаешь, что он обо мне думает?

— Ты же ответил ему: «Нет у меня никакого педагогического таланта».

— Нет у меня такого таланта.

— Значит, ты отрицающий, потому станешь бедным.

— Да нет у меня таланта педагогического, пойми! — воскликнул Алексей Александрович.

— Откуда тебе знать, что нет у тебя педагогического таланта? Ты же ищешь Путь? Мудрый видит в тебе талант, а ты отрицаешь.

— Ты о директоре — мудрый?

— Конечно. Это твои слова: «Вы прекрасный поэт». Какой он прекрасный поэт, если не мудрый?

Алексей Александрович покраснел и опустил голову, как провинившийся перед учителем ученик. Но всё же попытался оправдать себя:

— Что мне делать, если действительно нет у меня никакой тяги к учительской жизни?

— Когда научишься быть утверждающим, тогда и поймёшь, к чему у тебя тяга, — сказал мальчик наставнически. — А теперь скажи, твой день рождения тоже двадцатого августа?

— Откуда ты взял?!

— Ты же удивился, узнав, что я родился в этот день?

Оба весело рассмеялись.

— Я не помнил о своём дне рождения, — сказал Алексей Александрович.

Мальчик встал, походил по комнате, выглянул из окна. Потом опять сел рядом с ним на диване и прервал его мысли:

— Давай поговорим.

— Давай, о чём?

— О чём хочешь. Думаю, ты всё время хочешь о чём-то спросить меня.

Алексей Александрович почесал затылок. Задумался. С чего начать? Он слегка разволновался, потерял смелость.

Мальчик успокоил его:

— Что ты мучаешь себя? Будь открытым. Начни с того, что самое важное для тебя.

— Боюсь, что ты сочтёшь меня помешанным…

— Не бойся, не думай об этом.

Тем не менее, Алексей Александрович ещё минут пять взвешивал возможные реакции мальчика на свои вопросы и, наконец, рискнул.

— Скажи мне, мальчик, не ты ли есть воплощение моего детства?

Мальчик улыбнулся.

— Я не знаю, — сказал он искренне, — может быть.

— А ты не чувствуешь этого?

— Я чувствую только одно: я тебе нужен.

— В чём ты мне нужен? Пока я только спасаю тебя.

— А себя не спасаешь? Спасая меня, ты спасаешь себя.

Алексей Александрович задумался.

Как он может спасать себя, если спасает мальчика от того, что с ним — Алексеем Александровичем — произошло когда-то давно. Об этом у него не осталось ясных воспоминаний, и он переживает их лишь тогда, когда с его сознанием что-то происходит. И сомневается, действительно ли он отгораживает мальчика от событий, которые могли бы его потрясти.

— Спасаю ли я себя, не знаю, — ответил он на вопрос мальчика.

Зависла пауза.

Мальчик как будто давал ему возможность подумать, разобраться. Потом придвинулся к нему, посмотрел в глаза, улыбнулся и сказал: