Владимир Келер - Друг на все времена

У Тамма была удивительная способность «разгадывать» физические загадки. Как-то студенты физфака МГУ увидели в вестибюле факультета объявление, извещающее о лекции академика Тамма. Тема – американская атомная бомба.

Сегодня схема атомного оружия известна любому старшекласснику. Но тогда – в ноябре 1945 года – она была не известна никому, кроме ее создателей. Даже видные ученые, узнав о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, высказывали предположение, что это – не атомная бомба, а просто оружие с новой, более мощной взрывчаткой.

И вот Тамм читает лекцию. Первую публичную лекцию о том, как устроена атомная бомба. Потом выясняется: все так и было.

Он очень любил поэзию, музыку, изобразительное искусство. Но как многие глубоко чувствующие люди, черпал вдохновение и в природе, там, где поэзия живет без вмешательства художника. Его страстью был альпинизм. Он побывал во всех высокогорных районах СССР, в горах Шотландии и Тибета. Заразил своей страстью многих друзей, в том числе знаменитого английского физика Поля Дирака, с которым путешествовал по Шотландии и Кавказу. Характерно собственное признание Игоря Евгеньевича: «Горы в моей жизни играли большую эмоциональную роль. Нетронутая природа приносит ни с чем не сравнимое духовное умиротворение».

Никогда не забуду, с каким увлечением и знанием всех подробностей Игорь Евгеньевич рассказывал мне (в начале 1957 года) одну легенду о кладе, якобы оставленном триста или четыреста лет назад на Памире. Под конец рассказа Тамм извлек из шкафа два дореволюционных издания.

– Вот почитайте-ка! – сказал он. – Здесь подробности. Не утверждаю, что клад и поныне там, но до пещеры добраться попытаюсь. Кто знает, что там есть!

И вскоре в той пещере побывал. Кажется, ничего легендарного не обнаружил. И все же что-то новое сообщил географам. Одному пику в горах Алтая было присвоено имя академика И. Е. Тамма.

...12 апреля 1971 года Игоря Евгеньевича не стало. Болезнь была мучительной и долгой, но он трудился и в постели. В обычные часы принимал друзей и учеников, терпеливо ожидавших очереди в коридоре. В промежутках между приемами включал музыку или погружался в чтение книг о горах, любил повторять слова популярной песни: «Лучше гор могут быть только горы».

Ученый Тамм находил свое вдохновение не в одной науке: ему помогали любовь к природе, музыке, искусству. Поэт и сказочник Вильгельм Гауф обращался не к одной фантазии: во всех его произведениях ощущается прекрасное знание жизни разных народов (этнографии), а также истории и научного литературоведения.

...Глаза у девочек горят. Они сидят на маленьких стульях и с упоением слушают брата, чуть постарше. Тот торжествующе заканчивает:

– Наконец, Ганс вернулся домой и разложил на столе сокровища, вынесенные из пещеры разбойников. Родители, однако, и не смотрели на сокровища. Они плакали от радости, обнимали сына и без конца расспрашивали о доброй фее, подарившей ему туфли-скороходы, чтобы помочь бежать.

...С детских лет жил в необычном, сказочном мире Вильгельм Гауф, знаменитый немецкий писатель начала XIX века. Жил, увлекая в этот мир и своих очарованных слушателей. За яркий, удивительный талант рассказчика друзья называли его любимцем богов. Казалось, у него все было для счастья. Увы, он умер, не дожив нескольких дней до двадцати пяти. Ушел из жизни, едва в нее вступив, оставив людям изумительные книги...

Вильгельм Гауф родился 29 ноября 1802 года в Штутгарте в семье чиновника. Отрочество пришло к Вильгельму с острым увлечением книгами. Он глотал запоем романы про рыцарей и разбойников, произведения Шиллера и Гёте, Вальтера Скотта и Вольтера. Читал, не отрываясь, сказки: шотландские и французские, братьев Гримм и другие. Пожалуй, больше всего волновали Гауфа волшебные сказки «Тысяча и одной ночи».

Когда Вильгельм подрос, он поступил в Тюбингенский университет. Окончив его в 1824 году, он стал сначала гувернером в одной семье. Но само по себе учительство его не увлекало, и Гауф все больше погружался в литературное творчество.

Сочинять сказки он начал еще в период гувернерства. Сперва, как и в ранней юности, Гауф лишь рассказывал. Потом записывал свои импровизации. Пестрые сказочные картины связывал с живой природой и с общественной жизнью людей. Мораль всех сказок: «Торжествует доброе». « Мир должен быть прекрасным ».

Сейчас сказки Гауфа – любимейшее чтение детворы самых разных стран. В них много от действительности, от жизни. Любопытно, но получилось так, что каждый том имеет сказки с ярко выраженной ощутимостью. Один том наполнен больше живописью , другой – ш, третий – музыкой .

Вот первый том – «Караван». Весь ход изложения соответствует названию. Идет караван, и по мере неторопливого его шествия сказка следует за сказкой. Читатель сразу попадает под обаяние живописного восточного колорита: «Прекрасные кони, разряженные всадники; бесчисленные шатры в песках пустыни; птицы и рыбы в бурных морях; тихие леса и многолюдные площади и улицы; битвы и мирные кочевья»... Можно подумать, что Гауф прекрасно знал Восток, пользовался личными впечатлениями. В действительности он никогда там не был. И жаркое слепящее солнце тех стран, и прохладные мечети, и красивые сады с фонтанами, и мудрые визири в чалмах с остроконечным верхом – все это отчасти заимствовано писателем из «Тысяча и одной ночи», отчасти рождено причудливой фантазией.

Второй сборник сказок «Александрийский шейх и его невольники» лишь по названию тоже восточный. В действительности восточная рамка здесь окаймляет в основном немецкие сюжеты.

«Карлик Нос»... Не знаю, есть ли на земле человек, который не читал бы этой сказки. Герой – немецкий мальчик Якоб, сын сапожника и скромной торговки овощами и плодами. Похищенный злой старухой-волшебницей и превращенный ею в уродца карлика, он много пережил.

Эта сказка вся пронизана запахами. Сначала – запахи ранних груш и абрикосов, душистых трав и кочанов капусты, которые мать Якоба, аккуратная Ганна, продавала на рынке. Потом – восхитительные запахи кухни на фоне блестящей сказки:

– «...Сейчас сварю тебе такого супцу, что ты его всю жизнь помнить будешь. – Так она сказала и снова свистнула. Сначала прибежало много морских свинок, одетых по-человечьи; ...за ними прибежала вприпрыжку толпа белок; ходили они на задних лапках, на них были широкие шаровары, а на голове зеленые бархатные шапочки. Это, верно, были поварята... Теперь огонь затрещал веселей, сковородка задымилась и зашипела, по комнате распространился вкусный запах. Старуха бегала взад и вперед, белки и морские свинки вслед за ней, и каждый раз, когда она проходила мимо очага, она совала свой длинный нос в котелок. Наконец все закипело и заклокотало, от котелка повалил пар, и пена брызнула на огонь. Тогда она сняла котелок, вылила содержимое в серебряную миску и поставила ее перед Якобом».