Михаил Гиршман - Литературное произведение: Теория художественной целостности

Поэтому диалогическое мышление содержит в себе энергию позитивного разрешения кризисных ситуаций на основе конструктивного усовершенствования, восполнения радикально различного и противостоящего друг другу, так что согласие – это не просто декларируемый призыв, желаемое состояние или чисто мыслительный принцип. Согласие – это то, что укоренено в объективности бытия, точнее, меж-бытия людей, их общения, необходимость которого есть в то же время выбор направления: к миру или войне, к жизни или смерти. Необходимость общения – это и возможность уникальной самореализации, самоосуществления в жизни, которая непредсказуема, но имеет смысл, и жизненный смысл или осмысленная жизнь могут снова и снова возрождаться, воссоздаваться в реальном опыте каждого.

1. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 361.

2. Таргум. Еврейское наследие в контексте культуры. М., 1990. Вып. 1. С. 41.

3. Бубер М. Проблема человека. М., 1992. С. 134.

4. Вопросы философии. 1990. № 7. С. 143.

5. Перевод В. Л. Махлина в приложении к его кн.: Я и Другой (истоки философии «диалога» ХХ века). СПб., 1995. С. 96.

6. Бубер М. Я и Ты. М., 1992. С. 25.

7. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. С. 312.

8. Бубер М. Проблема человека. С. 138, 142.

9. Great Twentieth Century Jewish Philosophers. Chicago, 1987. P. 143.

10. Бахтинология: исследования, переводы, публикации. СПб., 1995. С. 139.

11. Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник, 1984—1985. М., 1986. С. 110.

12. См. Махлин В. Л. Я и Другой. С. 134.

13. Там же. С. 91.

14. Там же. С. 103.

15. Розеншток – Хюсси О. Речь и действительность. 1994. С. 13.

16. Там же. С. 26, 27.

17. Там же. С. 59.

18. Там же. С. 46.

19. Там же. С. 53.

20. Там же. С. 77.

21. Волошинов В. В. Марксизм и философия языка. Серия «Бахтин под маской». М., 1993. С. 102.

22. См.: Махлин В. Л. Я и Другой. С. 102.

23. Вестник МГУ. Сер.: философия. 1996. № 4. С. 39—40.

24. Там же. С. 36.

25. Бахтин М. М. Собрание сочинений. М., 1996. Т. 5. С. 364.

26. Там же. С. 346.

Предметом анализа в этом разделе будет принадлежащая М. М. Бахтину широко известная характеристика литературного произведения: «…перед нами два события – событие, о котором рассказано в произведении, и событие самого рассказывания (в этом последнем мы и сами участвуем как слушатели-читатели); события эти происходят в разные времена (различные и по длительности) и на разных местах, и в то же время они неразрывно объединены в едином, но сложном событии, которое мы можем обозначить как произведение в его событийной полноте, включая сюда и его внешнюю материальную данность, и его текст, и изображенный в нем мир, и автора-творца, и слушателя-читателя. При этом мы воспринимаем эту полноту в ее целостности и нераздельности, но одновременно понимаем и всю разность составляющих ее моментов» 1 .

При взгляде на присущую произведению событийную полноту мы видим, что полнота эта представляет собою, во-первых, первоначальное единство всех составляющих ее компонентов (единое событие), во-вторых, такое единство, внутри которого заложена необходимость развивающегося обособления различных «составляющих ее моментов» (сложное событие), и, в-третьих, такое обособление, которое имеет опять-таки внутренний предел и предполагает глубинную нераздельность и неслиянность события, о котором рассказывается, и события рассказывания, изображаемого мира и изображающего словесного текста, автора и читателя. Первоначальное единство, развивающееся обособление, глубинная нераздельность и неслиянность в своем сосуществовании и смысловом взаимодействии и представляют собой, как уже говорилось, три смысловых устоя раскрывающего полноту произведения понятия «художественная целостность».

Конкретизация погранично-объединяющей роли литературного произведения возможна лишь при прояснении адекватного ему в эстетике словесного творчества М. М. Бахтина бытийно-содержательного масштаба. Произведение осуществляет, закрепляет эстетическое бытие, которое, по словам М. М. Бахтина, ближе, чем теоретический мир, к «действительному единству бытия» 2 . Именно масштаб «действительного единства бытия», «мировой целостности» адекватен для понимания литературного произведения как художественной целостности. В основе каждого художественного образа лежит «модель последнего целого, модель мира… Эта модель мира перестраивается на протяжении столетий (а радикально – тысячелетий)». Поэтому и полнота произведения должна соотноситься в логике Бахтина "с полнотой космического и человеческого универсума. У мира есть смысл. «Образ мира, в слове явленный»… Каждое частное явление погружено в стихию первоначал бытия" 3 .

С другой стороны, действительное единство бытия уже в самих своих первоначалах внутренне неотрывно от событийной и личностной единственности конкретного человека: я и другого, – и это одно из самых глубоких концептуальных оснований бахтинской философии и эстетики словесного творчества. Оно отчетливо высказано в первых работах М. М. Бахтина («…наука, искусство и жизнь обретают единство только в личности, которая приобщает их к своему единству» 4 ; «…вся культура в целом интегрируется в едином и единственном контексте жизни, которой я причастен… Всякая общезначимая ценность становится действительно значимой только в индивидуальном контексте» 5 и проходит в системе многообразных смысловых вариаций через все его творчество. Единство и единственность бытия, мира и человека изначально сопрягаются и носят событийный, конкретно-персоно-логический и личностный характер.

Для М. М. Бахтина, безусловно, значима мысль Вл. Соловьева и открываемой им русской философской традиции о том, что «человек, по своему вечному началу, принадлежит к трансцендентному миру и в высших степенях своей жизни и знания всегда сохранял с ним не только субстанциональную, но и актуальную связь» 6 . Но связь эта, в логике М. М. Бахтина, принципиально двусторонняя, взаимно обращенная к границе трансцедентного и имманентного человеку. «Вселенское и личностно-неповторимое» создают здесь, по верному замечанию А. А. Грякалова, «поле взаимного стремления». Потому и тезис о включенности человека у Бахтина «одновременно в „личный“ и „сверхличный“ планы бытия» 7 должен быть, на мой взгляд, скорректирован в свете этого взаимного стремления. Это именно причастная взаимообращенность, обеспечивающая встречу, диалог, и потому сверхличное содержание предстает у М. М. Бахтина как принципиально межличностное.