Лени Рифеншталь - Мемуары

Пока шла подготовка к съемкам «Долины», мне позвонил Фейт Харлан [322] Харлан Фейт (1900–1964) — немецкий актер театра, впоследствии — кинорежиссер. Играл в пропагандистской пьесе рейхсдраматурга X. Иоста «Шлагетер» (1933). Сняв четыре фильма: «Властелин» (1937) по пьесе Гауптмана «Перед заходом солнца», «Великий король» (1942) о Фридрихе П, «Еврей Зюсс» (1940), «Кольберг» (1945), заслужил репутацию пропагандиста национал-социалистических идей. Приспособил жанр мелодрамы для политических целей. В 1943 г. Геббельс присвоил ему звание профессора. Выпустил в свет мемуары «В тени моих фильмов» (1966). и, хотя мы не были знакомы, попросил о встрече. Он очень нервничал и сразу же перешел к цели своего визита: «Вы должны мне помочь, фройляйн Рифеншталь, — я надеюсь только на вас». И рассказал, что Геббельс заставляет его снимать антисемитский фильм по роману «Еврей Зюсс». На какие только ухищрения ни пускался Харлан, чтобы уклониться от данного заказа, даже выразил готовность пойти на фронт, но Геббельс воспринял его заявление как саботаж и продолжал настаивать на съемках.

Мне было жаль Харлана. Я хорошо знала Геббельса и понимала, что сейчас, во время войны, нет никаких шансов противостоять ему. Пришлось разочаровать моего гостя. Я не могла оправдать его надежд и помочь. Харлан же полагал, что нас с Геббельсом связывают дружеские отношения и я имею на него влияние. Фейт с недоверием внимал рассказам о моих собственных конфликтах с министром пропаганды. Под конец нашей беседы бедняга пришел в отчаяние и зашелся в истерических рыданиях. Я, как могла, попыталась успокоить его и посоветовала уехать в Швейцарию.

— Меня расстреляют как дезертира. Что станет с Кристиной? — стенал незадачливый режиссер.

Этот разговор я упоминаю здесь лишь по той причине, что не так давно видела по телевидению дискуссию о картине «Еврей Зюсс» и Фейте Харлане, в ходе которой один из его коллег совершенно безосновательно заявил, будто Харлана никто не принуждал снимать фильм и что он пошел на это из обычного честолюбия.

Десятого мая 1940 года по радио передали известие, которого опасались уже много месяцев: война на западе началась. Мы давно жили в невыносимом напряжении, поскольку все знали, что это неизбежно. Многие, памятуя о Первой мировой войне, ожидали многолетних сражений, поэтому ежедневные специальные сводки вермахта воспринимались с удивлением и восторгом. Голландия капитулировала уже через пять дней после вступления немецких войск. Две недели спустя пала Бельгия, и, что казалось совершенно немыслимым, еще через семнадцать дней сдалась Франция. Когда 14 июня передовые немецкие части достигли Парижа, а в сводке вермахта сообщили о победоносном завершении боев в Норвегии, по всей Германии три дня звонили колокола. На улицах реяли флаги, вывешенные из окон и развевающиеся на крышах. Жители Берлина пребывали в полнейшей эйфории. Радио передавало: тысячи людей на улицах приветствовали Адольфа Гитлера возгласами ликования. Я тоже послала ему поздравительную телеграмму. Но все, кто ждал наступления скорого мира, ошиблись. Сражения еще только начинались…

Хотя французы уже капитулировали, Муссолини объявил им войну и ввел итальянские войска в Южную Францию.

Из-за войны пришлось съемки «Долины» перенести из Испании в Германию. Вместо Пиренеев мы выбрали горы Карвендель. На холмистых лугах в Крюне близ Миттенвальда в испанском стиле были построены наша кинодеревня «Роккабруна», замок и мельница.

Когда я впервые увидела эти сооружения, меня чуть не хватил удар. Декораторы совершили роковую ошибку. Они построили деревню без учета заранее оговоренного места установки камеры. Дома находились на таком большом расстоянии друг от друга, что было невозможно снять общий вид деревни с горами на заднем плане. Чрезвычайно дорогие декорации никуда не годились. Гораздо хуже потери почти полумиллиона марок оказался тот факт, что полутора месяцев, нужных для строительства новых декораций, у нас уже не было. Шел июль, а до начала зимы натурные съемки требовалось закончить. Фирма «Тобис», уже заключившая предварительные договоры на прокат «Долины» на сумму в двенадцать миллионов марок, настаивала на начале работ.

Проблема возникла и с необходимым для съемок картины ручным волком. Раздобыть зверя директору картины никак не удавалось. Траут разыскивал хищника везде, где только можно, обзвонил все цирки, но всегда получал один и тот же ответ: львы, медведи, тигры и другие животные поддаются дрессировке, а вот волки нет. Мы решили было использовать для съемок в нашем фильме дрессированных овчарок, но на экране четко просматривалось, что это собаки, а не волки.

Как-то раз я вместе с пребывавшим уже на последней стадии отчаяния руководителем съемок Рудольфом Фихтнером ехала по Кайзераллее в Берлине, и вдруг увидела на тротуаре молодого человека с волком на поводке. Я внимательно рассмотрела животное — казалось, это в самом деле был волк. Фихтнер пошел узнать у хозяина, действительно ли зверь ручной и вернувшись, радостно сообщил:

— Это настоящий волк, доктор Бернхард Гржимек [323] Гржимек Бернхард (1909–1987) — немецкий зоолог и ветеринар, директор зоопарка во Франкфурте-на-Майне. как раз занимается его дрессировкой.

— Ну а сможем мы поработать с его питомцем? — взволнованно спросила я.

— Возможно, но на данный момент зверь пока еще слишком опасен. Жена господина Гржимека лежит в больнице, волк укусил ее! Но доктор все же надеется, что сможет приручить его, — продолжал Фихтнер уже не столь оптимистично, — я завтра же познакомлю Гржимека с директором картины Траутом.

Тем временем мы попросили будущего исполнителя главной роли, Франца Эйхбергера, приехать в Берлин. Он стал брать уроки произношения в театральном училище, которое мне порекомендовала Фрида Рихард. Я по-прежнему была уверена, что он единственный подходит на роль Педро. За Эйхбергером присматривал наш фотограф Рольф Лантен, по возможности стараясь оградить его от соблазнов большого города.

Пока в Крюне заново возводили декорации для «Долины», я отправилась в Доломитовые Альпы на поиски натуры. В купе поезда «Миттенвальд — Боцен» поначалу кроме меня никого не было. Уже начав засыпать, я вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Какая-то сила помешала сразу открыть глаза. Всего за какую-то долю секунды до этого меня посетило видение, уже однажды возникавшее в моей жизни: как будто на меня с огромной скоростью надвигались две кометы с гигантскими хвостами, они столкнулись и взорвались. Я сильно испугалась. Лишь спустя некоторое время, когда волнение несколько улеглось, я разомкнула веки и увидела лицо мужчины. Незнакомец пристально, словно гипнотизируя, смотрел на меня. Он стоял в проходе, прижавшись лбом к стеклу закрытой двери, — еще молодой офицер в форме горных егерей, вероятно, ему было слегка за тридцать. В его внешности доминировало что-то дерзкое, на выразительном лице красовались шрамы. Я почувствовала какую-то необыкновенную притягательную силу, исходившую от этого человека и побоялась ответить на его взгляд. Попыталась заснуть и забыть увиденное. Только когда поезд остановился в Инсбруке, я заметила, что мужчина уже вышел.