Лени Рифеншталь - Мемуары

Теперь мы насладились едой: хлебом, фруктами, сливочным маслом и медом, нуба выпили несколько литров молока. Для них подобное изобилие выглядело как чудо, так как даже небольшая миска молока в Тадоро — почти роскошь. Потом подали чай и то, что им нравится больше всего — много-много сахара. Сразу после завтрака я поехала с Нату и Диа на базар, чтобы наконец их приодеть. Самым практичным мне показалось купить им по галабии — распространенной в Судане одежде, больше всего похожей на длинное, неприталенное платье. Галабия защищает от пыли и солнца, и в то же время пристойно выглядит. Нату выбрал бирюзовую галабию, Диа моментально захотел точно такую же. Торговец искал довольно долго, но в конце концов вынес светло-зеленую. Тут Диа раскапризничался: такую он не желал, затем чуть не расплакался как ребенок. Только когда я ему сказала, что из-за такого упрямства можно вообще остаться с носом, он, надувшись, накинул на себя галабию, предложенную торговцем. Вскоре это огорчение было забыто. Они не переставали удивляться: такое изобилие ботинок, платков и других вещей выглядело для них как чудо.

При упаковке ящиков обнаружились обе мои завернутые в платки «лейки». Должно быть, в последний момент в спешке отъезда я сама не поняла, куда их сунула. Как же мне было стыдно! Но полицию я известила.

Вечером нас в доме Вайстрофферов навестил Абу Бакр. Для меня было большой радостью увидеть, как по-отечески сердечно он приветствует Диа и Нату. Он обнял их, и оба засияли. И теперь я с чистой совестью могла доверить нуба ему после моего отлета.

Самолет вылетал через несколько минут после полуночи. Нату и Диа настояли на том, чтобы увидеть, как я поднимаюсь в небо. Намерения остаться в Хартуме у них не было, они собирались уехать обратно к своим семьям на следующий день.

Провожающие меня друзья-немцы с интересом прислушивались, как я разговариваю с нуба на их языке, который понимали только мы трое. Нуба хотели узнать все возможное о самолете, казавшемся им огромной птицей, они называли его «номандиа» и конечно же спрашивали, когда я приеду снова. Тут мне в голову пришла дельная мысль. Ведь я подарила Халилу, учителю в школе в Рейке, магнитофон с просьбой записывать на него разговоры и музыку нуба. Теперь я попыталась объяснить Нату и Диа, что я пришлю на адрес школы магнитные ленты с моим рассказом о том, чем я занимаюсь в Алемании и как у меня дела. А они должны в каждое полнолуние навещать Халила, включать магнитофон и слушать мои записи, а потом записывать свои ответы на пленку. Объяснить им это было совсем не просто, но они меня поняли и засияли.

Осуществить такое необычное общение оказалось нетрудно: в Кадугли существовало маленькое почтовое отделение, через которое Халил получал и отправлял почту дважды в месяц. Таким образом, несмотря на огромное расстояние, я была постоянно связана с моими друзьями нуба.

Хотя африканские экспедиции не сделали меня ни здоровее, ни моложе, ни красивее, а, наоборот, требовали отдачи последних сил, желание вернуться в Африку и, возможно, остаться там навсегда не исчезало.

Когда я приземлилась, Мюнхен встретил меня прохладной и туманной погодой. Дома меня ожидал свежий номер журнала «Санди тайме» с прекрасным материалом о нуба, снабженным моими фотоиллюстрациями. Из редакции пришло письмо с предложением на следующий год поехать от их издания фотографом на Олимпийские игры в Мексику.

Мое здоровье оставляло желать лучшего. Я плохо спала, все время чувствовала себя усталой и опять дошла до депрессивного состояния. Я очень страдала от одиночества, которого сама же и искала. Тем сильнее меня тянуло в Судан. Именно там я видела свою главную цель в жизни и была убеждена, что свое счастье найду только у нуба. Чтобы это осуществить, мне для начала следовало позаботиться о стабильном доходе. Несказанно угнетали долги. Я не сделала ни одного взноса в Государственный пенсионный фонд. Эта мысль была для меня невыносима. Тут мне впервые пришла в голову идея отдать в счет ежемесячной пенсии свои авторские права на все мои фильмы, плюс еще негативы моих фильмов. Я согласилась отдать все, чем я владела, за 1000 марок месячной пенсии. У меня не было другого выхода. Доходы от продаж фото нуба и лицензий на показ моих фильмов приходили нерегулярно и не давали мне необходимого прожиточного минимума. Ко всему этому прибавилась неуверенность в исходе судебного процесса, который господин Майнц вел против «Минерва-фильма» по делу о моих авторских правах на «Триумф воли». Я была в отчаянии.

Оставаться в таком состоянии в Мюнхене я не могла. Упаковала половину документации в свой старый «опель», взяла с собой в качестве секретаря Траудль, и отправилась в горы. Мы сняли скромную комнату в шале, а мюнхенскую квартиру я сдала в аренду.

Опять я находилась в Санкт-Антоне. Отдыха как такового — здесь мне всегда удавалось восстанавливать силы — не получилось. Вероятно, из-за большой рабочей нагрузки. Мне срочно понадобилась хорошая делопроизводительница.

И действительно, задуманное быстро осуществилось, да еще самым необычным образом. Когда в апреле 1967 года мы впервые увиделись с Инге Брандлер, я и не подозревала, какую роль она сыграет в моей дальнейшей жизни. Мне порекомендовал ее молодой человек по имени Груссендорф, несколько раз выполнявший для меня письменные работы.

— Инге вас очарует, — заявил он уверенно, — мы знакомы по мюнхенскому колледжу, она там работает секретарем.

— Возможно, у нее не будет для меня времени, — сказала я.

— Напротив, она вне работы охотно выполнит все ваши письменные задания и поможет в делопроизводстве, при этом совершенно безвозмездно.

Поначалу, увидев перед собой невысокую хрупкую девушку, я сразу же подумала: она мне не подойдет, не сможет это дитя взвалить на себя неподъемный груз, да еще бескорыстно. Но уже на следующий день Инге спокойно и толково стала выполнять всю предложенную мной работу, которая нас соединяет по сей день. Она не боялась никаких трудностей. Работая по вечерам, Инге часто задерживалась до глубокой ночи. Всегда в хорошем настроении, никогда не показывая усталости, моя новая помощница очень скоро стала брать на себя все больше и больше обязанностей. Каждый свободный час, все субботы и воскресенья, а также и праздничные дни она дарила мне.

Вскоре она стала незаменимой, без нее я попросту не смогла бы преодолеть те тяжелые кризисы, которые мне зачастую приходилось переживать.

Из Лондона пришло приглашение продемонстрировать некоторым заинтересованным лицам вновь скопированный в фирме Гейера киноролик с ринговыми боями. У этой копировальной мастерской было пять месяцев, чтобы исправить копии, которые во время «Фотокины» могли повернуть мою судьбу к лучшему. До того момента мужества просматривать копии мне не хватало. Исходя из печального опыта, я отодвигала это событие до последнего, и теперь вновь наступило разочарование. Я уже давно приучила себя к мысли довольствоваться средним уровнем копий, но тут увиденное на экране выглядело просто чудовищно. Цвета, за исключением всех оттенков зеленого, одни только коричневые, хотя снимки хорошо выровнены — это доказывало, что с самого начала их можно было копировать с правильным цветом, правда, этот вариант уже монтировал кто-то другой. Снимки, которые я исключила, в копии присутствовали. Вставки либо исчезли, либо оказывались слишком длинными или короткими, не совпадало ничего. Отвратительно сделанная работа! И ужасная кульминация — половина кадров скопирована перевернутыми. То, что я видела, было надругательством над моим фильмом, непоправимым ущербом…