Линдон Ларуш - НЫНЕШНЮЮ СИСТЕМУ НИЧТО НЕ СПАСЕТ

Воспроизведение того, что он сделал, мы неоднократно применяли в качестве педагогического приема для детей до 12 лет включительно: мы просили детей пережить акт нахождения Эратосфеном оценки размера Земли путем сравнения результатов измерений в Сиене (ныне — Асуан в Египте) и Александрии, расстояние между которыми было тогда уже измерено. [4] См. Бюллетень №6 Шиллеровского института науки и культуры, стр.12. И разница углов, под которыми отбрасывается тень при свете Солнца в разных точках на меридиане, просто служит для того, чтобы дети увидели, по аналогии, шарообразность Земли. И при помощи несложных соображений, связанных с подобием фигур, ребенок может оценить размер Земли, как его оценил Эратосфен с погрешностью около 50 миль по сравнению с истинной длиной окружности меридиана.

Далее, в этом примере важны два момента. Прежде всего, вместо того, чтобы сообщать ребенку, что Эратосфен произвел измерения, которые привели к правильному ответу (как это делалось бы сегодня), ему предлагают пройти через опыт повторения открытия. В этом случае ребенок испытает нечто потрясающее — «a real zinger», как говорим мы в Соединенных Штатах. Вы говорите: «Хорошо. Дети, вы согласны, что Эратосфен измерил кривизну Земли, оценил эту кривизну?» Дети отвечают: «Да». «Но как он ее измерил», — спрашиваете вы детей, — «если никто никогда не видел кривизны Земли?» — таким образом ставится фундаментальный вопрос познания. И такой же эффект можно получить, опираясь на многие из хорошо известных нам простых вещей, восходящих, например, к греческой классике.

Тогда ребенку открываются в его собственном сознании такие способности, которых нет у животных: способности, которыми обладает каждое человеческое существо, каждый ребенок — открывать и передавать другим идеи, которые могут быть подтверждены. И цивилизация, и господство человека над природой основаны на этих открытиях. Ребенок, если у него нет эмоциональных нарушений, воспринимает такое образование с радостью, потому что он испытывает в своем собственном сознании трепет перед красотой: красотой акта открытия. Если у ребенка есть дома кто-то из родителей, он расскажет о том, что он узнал сегодня в школе: «Мы узнали восхитительную новую вещь! Мы узнали это!» Ребенок счастлив, и счастлива семья, видя, как все более зрелым становится сознание ребенка.

Тогда вырастает гражданин, который, сталкиваясь впоследствии с жизненными проблемами, подходит к ним с памятью о своем опыте переживания ряда открытий заново. Ребенок знакомится с методом мышления, в соответствии с которым он воспроизводит заново решения проблем, выразившиеся в великих открытиях человечества, сделанных в прошлом. Теперь ребенок уверен в применимости метода, который отныне ему известен, существует в его сознании.

Когда ребенок сталкивается с новой проблемой, он испытывает энтузиазм! Не злость, а энтузиазм, особенно если проблема лежит в пределах развитых в нем творческих умственных способностей. Это вызов! Ребенок будет стремиться решать проблемы — так же, как атлет-альпинист будет стремиться подняться на более высокую гору.

Это создает великую цивилизацию, великое общество. Развитие европейской цивилизации, начиная с XV века, имело своей предпосылкой этот культурный принцип, как это было в случае Франции — первого современного нации-государства, Франции при Людовике XI, в 1461-1483 гг. Основой для преобразования Франции из феодального монстра в современное нацию-государство в течение этих 20 с лишним лет стало, в первую очередь, поощрение классического гуманистического образования, воплощенного в методах Братства общей жизни — классических методах, на которые я ссылался. Вторым основным фактором было обеспечение для детей, получивших такое образование, возможности видеть перед собой меняющуюся, растущую, развивающуюся экономику, экономику все более урбанизированную, в которой они могли бы реализовать приобретенные ими качества ума.

Этим великим деянием Европа способствовала возвышению всего человечества, несмотря на совершавшиеся в ту же эпоху злые дела. Ибо до этого более 95% человеческого рода во всех частях света жили в сравнительно худших, нечеловеческих условиях — близких к крепостному состоянию или рабству, или даже хуже в условиях тяжелых лишений. А Европа, благодаря этой системе наций-государств, контролируемых интеллигенцией собственного народа, в интересах народа, — породила нацию-государство, предоставляющее всеобщее и полное образование для своих детей, нацию-государство, приверженное научному, технологическому и культурному прогрессу и дающее всем своим гражданам возможности для осмысленной деятельности; способствовала образованию конституционного нации- государства, противостоящего как землевладельческой аристократии, так и финансовой олигархии; создала новую форму общества, которая, несмотря на все зло, исходившее от европейских и связанных с ними стран, косвенно или прямо способствовала, до того, что произошло 30 лет назад, чистому росту продолжительности жизни и улучшению жизненных условий всего человечества на планете.

Приведу пример. Когда я служил во время последней войны и возвращался в Соединенные Штаты из Бирмы через Индию, в Калькутте ко мне мог подойти самый бедный и низкооплачиваемый кули, а в его сознании был самый главный вопрос: «Когда вы, солдаты, вернетесь в Соединенные Штаты, добьетесь ли вы того, чтобы Соединенные Штаты послали нам технику, которая дала бы нам возможность развивать нашу экономику так, как развивалась ваша? » Неграмотные кули, не умевшие говорить по-английски, находили какого-нибудь студента, чтобы он переводил американскому солдату.

Насколько это типично, мы видели в принимавшихся ООН предложениях по «десятилетиям развития» — и по первому, и по второму, объявленному У Таном в 1967 г. Развивающиеся страны стремились получить право на полное распоряжение суверенитетом, на научный и технологический прогресс, на образование и на улучшение жизненных условий — на то, что ранее рассматривалось как особое право европейских наций и Северной Америки. Так было раньше, более 30 лет назад; сейчас это стало не так, пошло в другом направлении.

Итак, значит, с одной стороны, мы имели великую культуру, при всех ее несовершенствах, культуру, к которой все человечество стремилось приобщиться, стремилось утвердить свое право на приобщение к идеям.

Прошло тридцать лет. Что же случилось, и что происходит сейчас (я говорю не о том, чему предстоит произойти, а о том, что уже произошло)? Мы пришли к концу цивилизации, если уточнить — к концу 400-летней истории европейской цивилизации совершенно особого типа, которая возникла тогда и стала господствующей на планете.