Евгений Богат - Чувства и вещи

Итак, с «удивлением» все не так уж просто, как могло иным читателям показаться…

Когда одну московскую десятиклассницу, побывавшую в Ленинграде, спросили, что ее особенно поразило в этой экскурсии, она, подумав, ответила полувопросом-полуответом.

— «ТУ-104», да?

Не леонардовская «Мадонна Литта» или «Даная» Рембрандта, не пушкинский дом на Мойке или арка Генерального штаба, где пролилась кровь красногвардейцев, штурмовавших Зимний. Конечно, «ТУ-104», на котором летели школьники, в то время был действительно внушительной, поражающей воображение новинкой. Но…

— Можно не сомневаться, что сегодня, когда десятиклассница эта, видимо, кончает одно из высших учебных заведений, «ТУ-104» не вызовет у нее и той малой доли уважительного изумления, которое выразилось в ее полувопросе-полуответе.

— А что удивляет ее сегодня? Телефон, установленный в автомобиле? Или таблетка, которая может привести в хорошее настроение?..

Так в стихийно возникшем диалоге участники дискуссии продолжали исследовать феномен отсутствия или в лучшем случае минимума удивления.

А что, если посмотреть на вопрос этот с другой стороны?

Ведь самолет был для школьников механизмом лишь более совершенным, чем прочие, на котором можно было с необыкновенной для вчерашнего, но обычной для завтрашнего дня быстротой долететь куда-то… Но куда? Это, увы, очевидно, было делом второстепенным. «Увы» — потому, что сам вопрос «куда?» переводит нас в область качественно иных, более высоких категорий.

Куда — это или Ленинград, или Суздаль, или Братск. Их нельзя без ущерба заменить один другим. Ленинград — это колыбель великой революции, город декабристов, Пушкина, Достоевского, это Эрмитаж — один из величайших сгустков чувств и мыслей человечества; скажем, Суздаль или Ярославль — древнерусское искусство, самые истоки народной души; наконец, Братск — место уже нынешних грандиозных человеческих свершений.

Так вот, не заслоняют ли для нас иногда вещи людей? Ведь и самолет, и автомобиль с телефоном, и даже хорошее настроение, если оно результат не поступков, а химических препаратов, — все это для упомянутой нами школьницы лишь вещи. Не оттеснили ли они для вступающего в жизнь поколения величайшее из чудес — человека, с его творческими поисками, личным подвигом, во всей его неповторимости?

Человек — единственная ценность непреходящая. А вещи?.. «Холодильники взаимозаменяемы. И дом тоже, если он только комплекс удобств», — с грустью писал Экзюпери. И там же: «Культура есть благо незримое, потому что она строится не на вещах, а на незримых нитях, связующих между собой вещи в такой, а не иной узел…»

Да, вещи обретают подлинную ценность, лишь одухотворенные чудом человеческой личности. И люди, лишенные восхищенного удивления перед нею, личностью, окажутся ограбленными, неспособными жить для высоких ценностей.

Не в этом ли самая серьезная опасность пресловутых «искушений века»?

— «Искушения века»? Что за надуманная, искусственная формула!

— «Проблема соблазна»? Эффектные слова, не больше!

Этими репликами мы попробуем сделать следующий шаг в глубь дискуссии.

— Не вижу беды в том, — полемизирует с оппонентами один из участников диспута, научный работник, криминалист, — что пятнадцатилетняя девочка встретится с Наташей Ростовой не при полуночной свече, а в многолюдном кинозале или даже на экране телевизора. Для меня важно другое: найдет ли она наутро в школе, в семье соответствие той глубокой духовности, которой вчера дышала с экрана героиня? Мне кажется, что это один из великих моментов развития личности. Девушка может на всю жизнь поверить в торжество добра, ощутить его глубокие корни воспринимать отныне добро как нечто непрерывно развивающееся, но постоянно присутствующее в жизни. Или… махнуть рукой на всякие красивые выдумки.

Опасность не в том, что девушка или юноша утратят удивление перед миром, а в том, что они могут потерять веру в могущество добра и справедливости. Самое страшное для живой, развивающейся души когда книги и фильмы говорят ей одно, а реальные условия и отношения — другое. В квартире в каждой из комнат может стоять по телевизору и транзистору, и дети вырастут с внимательным, добрым, трепетным даже отношением к жизни, если их окружает «высококалорийная» нравственная атмосфера и наоборот, «педагогика колпака» и самых искусных ограничений, начиная от умения родителей жертвовать теленаслаждением и кончая защитительной политикой кинопроката, будет бесплодна если ребенок слышит дома колоритные и недобрые рассказы гостей о сослуживцах.

В последнем абзаце максимально точно, хотя и поневоле схематично я изложил позицию сторонников этой точки зрения. Вернемся теперь к выступлению юриста, к той странице стенограммы, где рассказывается, что будет потом с девушкой, которая по возвращении из кино с острой силой почувствует, что в жизни «это не так».

— А будет вот что. Говорю, как вы понимаете, не из головы, а мысленно листая страницы судебных дел, проходивших через мои руки. В один прекрасный день, может быть через месяц или через два года, она попадает в компанию молодых бездельников. Они будут небрежно сорить неизвестно где добытыми деньгами, которые так нелегко достаются ее скромному труженику-отцу. Уж наверно он покажется весьма непрезентабельным рядом с этими молодцами в ослепительно-белых нейлонах и пиджачках с разрезиками. В один вечер, полные иронической снисходительности к «честным дуракам», они предложат ей и шикарно сервированный стол, какого она не видела дома, и бокалы с вином под музыку, и такси не как исключение, а как единственный способ их передвижения. Словом, они дадут этой девушке ощущение «псевдопраздника», который складывается из вещей, представляющихся ей более надежными, существенными, чем непрочные духовные радости.

— Эти люди предстанут перед ней в виде истинных хозяев жизни. Поэтому она, возможно, пойдет с ними дальше и дальше… Нередко — на скамью подсудимых, а потом в тюрьму. И, беседуя с ней в этом новом ее «качестве», я чувствую: решилось все тогда, когда юное существо усомнилось в могуществе добра и уверовало в могущество зла.

Все правильно? Думаю, что да. И все же мне хотелось бы кое-что добавить.

Заметим, что в роковой момент, который юрист рассматривает как отправную точку веры в могущество зла, фигурировали и автомобиль, и сверкающие бокалы, и изящные костюмы или, наконец, деньги как реальная возможность владения всеми этими вещами. Не случайно и ощущения девушки были определены как «псевдопраздник», потому что складывался он из ценностей ничтожных по сравнению с теми, которые мог открыть юному существу собственный отец, живущий применительно к честности… Но открыл ли?..