В. Анишкин - Быт и нравы царской России

У бывшего боярина Федора Никитича, митрополита Филарета, находившегося в польском плену, был шестнадцатилетний сын Михаил, которого многие хотели посадить на престол еще после низложения Шуйского, но Михаил тогда был мал, да и кандидатура польского королевича Владислава казалась более предпочтительной в той политической обстановке. Теперь все видели в Михаиле единственного кандидата на престол. И напрасно некоторые бояре, сами стремившиеся к власти, пытались затянуть выбор. Ничто не могло повлиять на ход событий. Люди хотели в цари только Михаила и говорили, что другого государя им не нужно. Пренебречь этими голосами — значило вызвать смуту. 21 февраля 1613 г. на Красной площади собрали народ, чтобы спросить у него, кого хотят в цари, и все в один голос закричали, что пусть будет царь Московскому государству и всей Руси Михаил Федорович Романов.

После этого отслужили молебен с поминанием нового царя на ектениях [194].

Михаил в то время жил с матерью, инокиней Марфой, в Ипатьевском монастыре возле города Костромы. Московское посольство явилось в монастырь 13 марта 1613 г., но по просьбе Марфы говорили о делах на следующий день.

В соборной церкви объявили, что вся Москва просит Михаила Федоровича принять царство, а мать — благословить сына, но они решили не соглашаться на предложенную честь. Инокиня Марфа Ивановна сказала: «Сын мой еще не в совершенных летах, да притом Московскаго государства люди измалодушествовались — давали свои души прежним московским государям и не прямо служили им… Как же можно быть на Московском государстве государю, видя такое непостоянство и крестопреступления, и убийства, и поругания над прежними государями? Да притом Московское государство от польских и литовских людей и от непостоянства русских людей разорено до конца… Мне благословить сына своего на царство разве на одно погубление; отец его, митрополит Филарет, ныне в плену у короля в Литве в великом утеснении, сведает король, что по прошению и по челобитью всего Московского государства, учинится государем его и мой сын, — король тотчас велит над отцом его, митрополитом Филаретом, какое-нибудь зло сделать; да ему, сыну моему, нельзя быть на Московском государстве без благословения отца своего».

«Государь Михаил Федорович! Не презри моления и челобитья всяких чинов людей Московскаго государства; а ты, великая старица инока, Марфа Ивановна, благослови сына своего государя на государство… Его, государя, обрали на Московское государство российскаго царствия по изволению Всемилостиваго в Троице славимаго Бога и Пречистыя его Богородицы и всех святых, а не по его государскому хотенью… А чтоб король в Литве отцу государеву, митрополиту Филарету, какого зла не сделали, так бояре и всяких чинов люди посылают из Москвы к королю посланников и дают за отца государева, митрополита Филарета, в обмен многих польских и литовских людей».

И сам Михаил, и мать его не поддавались и отказывались от великой чести. Их просили долго, даже давали Михаилу царский посох, но он не брал его. И тогда послы пригрозили: «Не захочешь быть на Московском государстве, а ты, великая старица инока, Марфа Ивановна, не изволишь благословить сына своего на царство, то все люди будут в сетовании и печали, а Московское государство придет в конечное запустение от неприятелей… и все это за души православных христиан взыщет Бог на тебе, государь Михаил Федорович, и на тебе, на великой старице иноке Марфе Ивановне».

Это подействовало, и они согласились, так как последний довод был значительным. Царь взял в руки царский посох, а мать всенародно благословила сына. После этого стали по чинам подходить к царской руке.

Через несколько дней царь выехал из Костромы и 21 марта прибыл в Ярославль, где прожил в Спасском монастыре несколько недель, а потом вся царская свита ехала в Москву очень медленно, потому что Москва была не готова принять царя и нужно было хотя бы отстроить и приготовить царские палаты: все в Кремле было разрушено поляками. Еще находясь в пути к столице, царь велел приготовить к своему приезду Золотую палату царицы Ирины Федоровны, а для матери — бывшие хоромы супруги царя Василия Шуйского. Но это оказалось невыполнимым, ему доносили, что указанные хоромы «вскоре поделати не мочно и нечем; денег в государевой казне нет и плотников мало, а палаты и хоромы все без кровель, и мостов в них, и лавок, и дверей, и окон нет, делать все наново, а леса такова, каков на ту поделку пригодится, ныне вскоре не добыть». В результате для государя пришлось отремонтировать старые царские хоромы, где раньше жил Иван Васильевич, а для царской матери — хоромы, где раньше жила царица Марфа Нагая, т. е. в Вознесенском монастыре. В Москве решили, что «великая старица» должна по чину жить в монастыре, но, как великая государыня, Марфа, живя в монастыре, была окружена многочисленными боярынями и прислужницами, как из мирянок, так и из инокинь. К ней также перешло все, что осталось в казне и из ценной одежды от прежних цариц.

Михаил принял царство в тяжелое время. Выборные люди, из которых состояла Земская дума, извещали царя, что в казне нет ни копейки, в то время как служилые люди просили у царя жалованья. Бедность была настолько ужасающа, что сопровождавшие царя служилые люди шли в Москву пешком, так как не на что было купить и содержать лошадей. А еще ужасней было то, что по России и даже около Москвы бродили разбойники, которые грабили и убивали людей. По дороге Михаил встречал обожженных, изувеченных людей. Это так напугало царя, что он не хотел ехать в Москву и укорял послов в том, что его обманули, когда уверяли, что в Московском государстве царят единство и покой. Царь хотел, чтобы Земский собор прежде восстановил государственные средства и порядок, и только после этого принимать государство в управление. Духовенство с трудом уговорило его, и руководители собора били челом государю, чтобы он шел скорее к Москве.

2 мая царь приехал в Москву, которая начала чуть отстраиваться после разгрома. 10 июля Михаил Федорович венчался на царство.

Царский трон стоял в зале, который, по описанию Олеария, представлял собой четырехугольное каменное помещение, покрытое снизу и по сторонам коврами, а сверху украшенное рисунками на библейские темы, написанными золотом и разными красками. Трон возвышался на три ступени от земли, был окружен четырьмя серебряными и позолоченными колонками, на которых покоился балдахин. По краям от балдахина стояли серебряные орлы с расправленными крыльями. Над этим троном три года работали русские и немецкие мастера. Главным мастером был житель Нюрнберга Исайя Цинкгрэф.