Робер Мантран - Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного

Первым помощником посла во всей его многотрудной деятельности выступает секретарь, который к тому же в отсутствие шефа принимает на себя его функции, превращаясь в «поверенного в делах» {311} 311 Секретарь — он же очень часто первый драгоман — непременно уроженец метрополии. Именно он выступает в большинстве случаев посредником между людьми своей колонии и турецкими властями. К тому же он глава канцелярии посольства. : к примеру, в течение почти всей Критской войны венецианский секретарь Джованни Батиста Балларино обеспечивал ведение дел в посольстве Венеции в Стамбуле. Имеется еще корпус драгоманов — официальных переводчиков родом или из метрополии, или из колонии соответствующей «нации» в Стамбуле, или, наконец, набранных среди местных религиозных меньшинств {312} 312 О драгоманах: Masson P . Le Commerce français au XVII siècle. P. 454–455. . Вслед за венецианскими giovani della lingua был создан и французский корпус драгоманов « jeunes de langue », в котором происходила подготовка переводчиков для посольства и консульств. Школа «молодых переводчиков» первоначально была создана во французском посольстве в Стамбуле, а потом перенесена в Париж, где стала ядром «Национальной школы живых восточных языков».

Выходцы из больших европейских стран в Стамбуле, как и в других портовых городах Империи, организованы в «нации» (или, говоря современным языком, колонии). Этот институт весьма древний: венецианцы и генуэзцы объединялись в рамках единой организации, подчиняясь при этом определенным правилам поведения, еще во времена Византии; французы, англичане и голландцы последовали их примеру с конца XVI века. Что касается, например, французов, то они составляют в своей совокупности ассамблею, которая обладает правом, в частности и в провинциальных портовых городах, следить за ходом дел, интересующих всю «французскую нацию» в пределах Османской империи, — особенно за финансовыми делами. Ассамблея ежегодно избирает двух своих представителей, носителей громкого звания «депутатов нации». Однако как раз в Стамбуле их роль, как кажется, менее значительна, чем в провинции. О таких депутатах в османской столице нет никаких известий ранее 1692 года, между тем как, скажем, в Алеппо они действуют с 1623 года. Эти депутаты имеют полномочия ведать финансами «нации» (или, точнее, местной ее общины), что, в общем-то, сопоставимо с функциями торговой палаты. Каждый триместр они передают консулу отчет о балансе поступлений и расходов и помогают ему в основных работах. Однако это общее наблюдение не подтверждается именно в Стамбуле, где личность посла сводит к минимуму роль депутатов.

Депутаты имеют право быть переизбранными на этот пост лишь после того, как истекут два года после окончания их предыдущего мандата. Выборы сопровождаются обычно интригами, ссорами и нередко делают необходимым вмешательство посла (или консула) {313} 313 Ibid. P. 452–453; Debbasch Y . P. 258–272. . Между тем в Стамбуле такие выборы носят формальный характер, здесь звание депутата скорее временный почетный титул, знак признания за его носителем общественного уважения, нежели указание на некие конкретные функции, связанные с этим званием. Такое положение длится, пока колония не становится действительно многочисленной, то есть примерно до 1715 года.

До этого времени колония остается малочисленной еще и в силу позиции Марсельской торговой палаты, которая ограничивала отъезд французов в страны Леванта. Там, в левантийских портовых городах, могут быть терпимы лишь те, кто намеревается «честно приумножать свое достояние», а не всякого рода авантюристы. Вот почему из списка отъезжающих вычеркивались имена французов, не имеющих такого достояния, которое стоило бы приумножать, и не владеющих никакой профессией, то есть «бродяг, бездельников и ленивцев»; разрешение выдавалось к тому же только тем лицам, честность которых подтверждается расследованием. На точку зрения торговой палаты встала ассамблея общин Прованса, а позднее парламент города Экса, который в январе 1663 года постановляет, чтобы «все отъезжающие получили удостоверения об их хорошей жизни и достойных нравах от старшин магистрата коммерции в упомянутом городе Марселе, Тулоне и других приморских городах провинции» {314} 314 Debbasch Y. P. 53–54. . Ту же позицию занимает и Париж, поскольку посол де ла Ай, солидаризируясь с Марсельской торговой палатой по вопросу отбора отъезжающих, пишет ей: «Отныне ни один торговец или ремесленник, желающий обосноваться в Леванте, не будет там принят без ее (палаты) согласия, которое предоставляется только тем, кто предъявит аттестацию от господ старшин и депутатов палаты в том, что он добронравен и имеет достаточные средства, чтобы завести свое торговое дело в портах Леванта» {315} 315 Письмо де ла Ай Кольберу (9 октября 1665). . Подобного же рода инструкции даются послу Нуантелю (1670).

Эта политика проводится в интересах марсельцев и провансальцев или, точнее, в интересах Марсельской торговой палаты и Средиземноморской компании ( La Compagnie de la Méditerranée ), которая располагает и в Марселе, и в Стамбуле, и в других портах Османской империи сетью квалифицированных и влиятельных представителей. Взять хотя бы братьев Фабров: Жозеф — один из директоров Средиземноморской компании (основанной в сентябре 1685 года); Матье — тоже директор; Антуан — консул в Смирне; Жан Батист — крупнейший французский негоциант в Стамбуле. Изучая списки французских торговцев в турецкой столице и в других городах Империи, неизбежно приходишь к выводу, что подавляющее их большинство — уроженцы Марселя и Прованса. Перед нами, очевидно, фактическая монополия, которая, несомненно, сдерживала развитие французской торговли в Средиземноморье. Однако потребность в дальнейшей экспансии все-таки взяла свое: искусственные ограничения рухнули, и французская колония в Стамбуле стала в XVIII веке самой значительной, чему, помимо прочего, способствовали безоблачные отношения, установившиеся между Высокой Портой и Версальским двором.

Стамбул являет собой мощный центр притяжения для промышленных товаров, продуктов сельского хозяйства, сырья, предметов роскоши, предназначенных как для местного потребления, для нормального функционирования правительственных арсеналов, ремесленных мастерских, так и для экспорта в европейские страны. Он служит также и перевалочным пунктом для транзита многих товаров.

Приток товаров порождает никогда не прерываемую череду торговых операций, которые предполагают операции денежные, а последние ставят проблему монет, так как именно они — цель подлинной торговли.