Владимир Кантор - «Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

Поразительное дело, опираясь на общие его положения, Леонтьев не только строит свою концепцию, но и постоянно противоречит Данилевскому в оценке реального движения русской истории и культуры. Не случайно Сергей Трубецкой писал, что Леонтьев отнюдь «не уступал Данилевскому в таланте. Нам кажется, напротив, что он был значительно оригинальнее» [164] Трубецкой С. Н. Р азочарованный славянофил // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Т 1. СПб.: РХГИ, 1995. С. 123. . Это сказывается в понимании им исторических структур человечества, и, прежде всего места России в «общем порядке мира» (П. Чаадаев). Скажем, Данилевский считал развитие русской культуры абсолютно самобытным: «Не вправе ли мы после этого утверждать, что русский народ и русское общество во всех слоях своих способны принять и выдержать всякую дозу свободы, что советовать ограничить ее можно только в видах отстранения самосозданных больным воображением опасностей или (что еще хуже) под влиянием каких‑нибудь затаенных, недобросовестных побуждений и враждебных России стремлений?» [165] Данилевский Н. Я. Р оссия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо — романскому. СПб.: Издание Н. Страхова, 1889.С. 537. И далее совсем твердо: «Русский народ одарен замечательным политическим смыслом» [166] Там же. .

А Леонтьев утверждал прямо противоположное, что весь свой политический смысл и ум Россия взяла у Византии: «Византийские идеи и чувства сплотили в одно тело полудикую Русь. Византизм дал нам силу перенести татарский погром и долгое данничество. Византийский образ Спаса осенял на Великокняжеском знамени верующие войска Дмитрия на том бранном поле, где мы впервые показали татарам, что Русь Московская уже не прежняя раздробленная, растерзанная Русь!» [167] Леонтьев К. Н. В изантизм и славянство // Леонтьев К. Н. П олное собрание сочинений и писем. В 12 т. СПб.: Владимир Даль, 2005. Т. 7. Кн. 1. С. 323.

Возможно, не без влияния Леонтьева упрекал В. С. Соловьев Данилевского [168] Во всяком случае в статье «О народности и народных делах в России», опубликованной в сборнике «Национальный вопрос в России» перед тем текстом, где он полемизирует с Данилевским, Соловьев весьма заинтересованно сослался на трактат Леонтьева: «Религиозная и церковная идея должна первенствовать над племенными и народными стремлениями. Наиболее резкой выражение этой истины можно найти в сочинениях талантливого и оригинального автора книги “Византизм и славянство” К. Н. Леонтьева» (Соловьев В. С. Н ациональный вопрос в России // Соловьев В. С. С очинения. В 2 т. М.: Правда, 1989. Т. 1. С. 284). , что тот в своем трактате недооценил влияние одной культуры на другую, в частности не осознал важности византийского наследия в русской истории: «Более интересен вопрос об отношении нашей славяно — русской культуры к греко — византийской. Вот два совершенно различных культурно — исторических типа, а между тем сам Данилевский должен, наконец, прямо признать, что один из них передал другому не внешний только материал культуры, не “почвенное удобрение”, а самые высшие образовательные начала его исторической жизни. Странным образом наш автор, по — видимому, вовсе не заметил рокового значения этого факта для его воззрения. Заявивши, что Россия и славянство суть наследники Византии, так же как романо — германские народы — наследники Рима, он даже не делает попытки как‑нибудь объяснить, со своей точки зрения, эту передачу духовного наследия, эту общность просветительных начал, прямо противоречащую “3–му закону исторического развития”. Этот закон требует, чтобы каждый культурно — исторический тип вырабатывал из себя и для себя образовательные начала своей цивилизации» [169] Соловьев В. С. Р оссия и Европа // Соловьев В. С. С очинения. В 2 т. Т. 1. С. 372373. .

Надо сказать, о Константинополе мечтали политики, Екатерина Великая даже имела проект о создании «Великой ГрекоРоссийской Восточной Державы», которую она прочила своему внуку Константину. При Екатерине сквозь Византию разглядели античную Грецию — родоначальницу европейской культуры. Данилевский писал о необходимости сделать Константинополь столицей всеславянского союза. Константинополь был для него, как и для русских дипломатов, лишь политическим фактором. Однако понимания влияния этой культуры на мир у него не было. Замечу, что и Соловьев чуть позже увидел в византизме только яркое проявление цезаропапизма (статья 1896 г. «Византизм и Россия»). Поэтому стоит подчеркнуть, что лишь Леонтьев, который жил в этом городе, сам все видел и оценил, по — новому подойдя и к взаимоотношению со славянством, понял Византию как некую великую культуросозидательную идею . Он хотел, конечно, чтобы Царьград был завоеван, но прежде всего для решения культурных задач. В письме кн. Е. А. Гагариной от 24 апреля 1889 г. Леонтьев писал: «Молюсь о том, чтобы Господь позволил мне дожить до присоединения Царьграда. А все остальное приложится само собой!» [170] Леонтьев К. Избранные письма. СПб.: Пушкинский дом, 1993. С. 441. Остальное — это культурная сила России. Этот дипломат по своему пафосу был все же философ культуры, а не политик. Он понимал смысл понятия «гений места». Гений места, гений европейской Ойкумены, достался туркам, которые тем самым вошли в самое сердце Европы, присвоив последний и важнейший оплот античного европеизма. Вхождение России в Константинополь казалось ему возвратом к великому европейскому прошлому, отрицающему современное турецко — европейское мещанство.

Еще характерная деталь, разводящая его с Данилевским. Данилевский видит в романе «Война и мир» выражение борьбы народного духа с Западом, борьбы самостоятельной, эпической: «Русская литература представляет пример и другого высокого эпического произведения, это “Война и мир” графа Л. Толстого. В нем исторический фон картины не служит только сценою для развития интриги романа, а, напротив того, как в настоящей эпопее, события и выразившиеся в них силы и особенности народного духа составляют главное содержание произведения. <���…> “Война и мир” есть эпическое воспроизведение борьбы России с Наполеоном. <���…>. Произведение графа Л. Толстого и колоссальный успех его принадлежат к знаменательнейшим признакам времени, ибо они доказывают, что мы способны еще к эпическому пониманию нашего прошедшего, что оно способно восторгать нас, что мы, в сущности, лучше, чем мы кажемся. Пусть укажут нам на подобное произведение в любой европейской литературе!» [171] Данилевский Н. Я. Р оссия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо — романскому. С. 549–550.