Николай Вахтин - Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания

Появление русских на территориях к востоку от реки Индигирка – в районах современной Восточной Якутии, рек Колыма, Гижига и Анадырь – относится к середине XVII века. В 1633 году «служилые и промышленные люди» выходят по реке Лена к Ледовитому океану, достигают по морю устья рек Яна и Индигирка и открывают «юкагирскую землю». Одновременно была открыта сухопутная дорога к верховьям Яны и Индигирки, а затем и Колымы. В 1642 году Иван и Ерило Ерастовы пришли морем на реку Алазея, где встретили чукчей. В 1644 году Иван Стадухин перешел морем на Колыму (Берг 1927: 6) и основал на острове в устье Колымы острог; эта дата считается датой основания Нижнеколымска, хотя сам город около 1750 года был перенесен с острова километров на 30 вверх по течению на левый берег Колымы (Трифонов 1872: 160).

В 1648 году Семен Дежнев с командой казаков проплыл вдоль побережья Северного Ледовитого океана от устья Колымы на восток, прошел Беринговым проливом и, обогнув Чукотский полуостров, вошел в устье реки Анадырь. Поднявшись по Анадырю, казаки Дежнева зазимовали там и вернулись обратно на Колыму в следующем, 1649 году. Между 1650 и 1655 годами на Анадырь неоднократно ходил (и некоторое время жил там) Михаил Стадухин (Русские мореходы 1952: 246); постепенно русские начали оседать в этих местах. На протяжении 1640–1650-х годов территория осваивалась, строились зимовья и крепости – остроги: Якутский острог на реке Лена, Верхнеянский острог и Нижнеянское зимовье на Яне, Подшиверское, Уяндинское и Олюбенское, Алазейское, а также Верхне-, Средне– и Нижнеколымское зимовья (Александров 1973: 18). Итогом этого процесса явилось возникновение опорных населенных пунктов постоянного характера вокруг бывших острогов и ясачных зимовий, служивших вначале оборонительными, а позднее административно-хозяйственными и экономическими центрами управления территорией (Федорова 1998: 26).

Основной движущей силой, толкавшей русских на восток, были меха – соболиные, песцовые, лисьи, беличьи. Доходы от мехов, доходившие до Сибирского приказа (т. е. – до казны), составляли в 1635 году 63 тысячи рублей, в 1640-м – 82 тысячи, в 1644-м – 102 тысячи, или одну тринадцатую часть от общей суммы государственного дохода. Быстрый рост ясака именно в эти годы объясняется присоединением сбора ленских и якутских инородцев. Однако, помимо правительственных мероприятий по освоению северо-восточных земель и обложению населения пушным налогом, шла параллельная – вольная и невольная – колонизация, усиливавшаяся год от года и состоявшая из беглых крестьян и ссыльных.

Практически все исследователи пишут про «два течения колонизации» – правительственную и стихийную. Если правительственное течение шло определенным руслом, то народное течение, никем не управляемое, разбивалось на мелкие ручейки. В первые же годы после Ермака в Сибирь двинулось много «гулящих людей», а также промышленников, охотников и звероловов. Это стихийное переселенческое движение не прекращалось на протяжении всего XVII века: в состав переселенцев входили крестьяне, недовольные усиливавшимся закрепощением, бежавшие от помещиков дворовые, укрывавшиеся от рекрутчины и платежа повинностей, непойманные преступники и т. п. (Азиатская Россия 1914; Григорьев 1928а: 264—265). Этим двум элементам – правительственной и стихийной колонизации – суждено было стать основой дальнейшего процесса освоения Сибири (Милюков 1964: 201).

О сравнительных масштабах правительственной и стихийной колонизации можно судить, например, по данным об образовании поселений в Енисейской губернии: из 776 поселений, существовавших здесь в начале ХХ века, только 102 возникло благодаря распоряжениям правительства, а остальные 674 поселка образовались путем свободной, никем не управляемой колонизации, главную роль в которой играли «гулящие люди» (Григорьев 1928а: 265).

К концу XVII века численность русских переселенцев на северо-востоке Сибири может быть приблизительно оценена следующим образом: в низовьях Индигирки – несколько семей, на Колыме – около 30 семей, на Анадыре – примерно 30—35 семей. На протяжении XVII века численность русских постоянно менялась: если в 1630–1650-е годы, в эпоху «соболиного бума», в этих районах насчитывалось до 1200 промышленников и до 100 «служилых людей» (официальных представителей власти), то в 1650-х годах это число сократилось по меньшей мере вдвое, а к 1670-м годам упало до 200—250 промышленников (Гурвич 1963: 91). Промышленники ушли по причине сокращения поголовья соболя, которого во многих местах просто истребили; кроме того, некоторые районы были объявлены правительством закрытыми для промысла (там же, 83). Но зато это резко сократившееся население по большей части осело в указанных районах и обзавелось семьями. Эти 200—250 мужчин и составили, видимо, основу того, что через несколько десятилетий станет смешанным населением края.

Русские переселенцы и промышленники селились анклавами, так как по закону им запрещалось жить среди местного населения или занимать уже занятые объясаченными инородцами земли (Гурвич 1963: 81; Федорова 1998: 23—24). Однако контакты были неизбежны, и прежде всего – контакты брачные. В середине XVII века крещение «туземцев» считалось нежелательным, поскольку в этот период с крещеных не брали ясак. Это касалось и крещения женщин, которых служилые люди и промышленники брали в сожительницы: если допустить крещение такой женщины, то она могла стать законной женой русского промышленника, и их дети автоматически освобождались от уплаты ясака. Сожительство же с некрещеными запрещалось, за нарушение полагался штраф. Тем не менее торговля женщинами процветала: туземная женщина стоила от 10 до 20 рублей – по тем временам довольно дорого (Михайлов 1886: 95—96). Купленных у туземцев женщин казаки и промышленники старались представить как пленниц, взятых в бою: это был единственный законный путь закрепления своих прав на женщину, поскольку пленницу можно было окрестить (Гурвич 1963: 79). «Если основываться на грамоте митрополита Павла (1691), сетовавшего на сожительство русских с некрещеными и невенчанными женщинами, метисация в новопостроенных городах протекала в больших размерах» (Бунак 1973: 124). И. Серебренников также отмечает, что относительный избыток женщин среди инородцев Восточной Сибири и недостаток их среди русских переселенцев явился заметным фактором в деле взаимной ассимиляции русского и инородческого населения (Серебренников 1908б: 30; см. также: Кузнецов 1914: 184—186). Б.О. Долгих, исследовавший значительный статистический материал, констатирует, что «на всем огромном пространстве юкагирской земли от Лены до Анадыря и у служилых, и у промышленных людей были жены юкагирки» (Долгих 1960: 440) [7] . Основным центром работорговли был Якутск, куда женщин свозили из Охотска, с Камчатки, с Анадыря, с Гижиги, из Зашиверска, с колымских зимовий и из других мест – т. е. со всей интересующей нас территории. Эта торговля прекратилась лишь в начале XIX века (Рябков 1887: 11).