Николай Вахтин - Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания

Первое важное отличие заключалось в том, что какая-то часть старожильческого населения, разумеется, беднейшая и, разумеется, «наиболее сознательная», была рекрутирована в местные органы власти. По существу, это был, пожалуй, первый случай, когда «тамошней» власти понадобился кто-то из местного населения как исполнитель, пусть и на самую низшую ступеньку создаваемой вновь властной пирамиды. Так, в 1920-е годы первым председателем сельсовета в Маркове был «чуванец» Ф.М. Дьячков, а председателем марковской сельхозартели – также «чуванец» В.Я. Шитиков.

Созданные на местах органы власти занялись коллективизацией – объединением всего сельского населения в колхозы. Коллективизация сопровождалась раскулачиванием, или, если использовать выражение того времени, «борьбой с классово чуждыми элементами».

Естественно, разные семьи имели разный достаток, который зависел не только и не столько от изначального неравенства (семьи, считавшиеся казачьими, получали от государства дополнительный паек, в отличие от крестьянских семей – см. выше), но и от других факторов: от размеров семьи, числа мужчин в семье, наличия инвентаря, хозяйственной сметки, наконец, трудолюбия и усердия. Семьи, жившие побогаче и, естественно, гордившиеся этим – ведь все было нажито собственным тяжким трудом, – оказались вдруг при новой власти в положении преследуемых. Как и по всей стране, в соответствии с разнарядкой, спускаемой сверху, в каждом сельском населенном пункте местные «активисты-товарищи» определяли, кто именно подлежит раскулачиванию и высылке [101] . Из приведенного ниже отрывка из интервью хорошо видно, как приходилось приспосабливаться к новым порядкам в Походске – в одной и той же семье кто-то мог оказаться раскулаченным, а кого-то на семейном совете решали направить в «раскулачивающие» – в «комсомольцы», поближе к власти:

Наши родители, конечно, походские, а их родители, дедушки-бабушки, – пришлые казаки. <���…> Старший брат наших отцов – это были Борисовы. У них, значит, одна мать, но разные отцы. Так вот, этот старший Борисов… – это мой крестный, – был человеком, видимо, грамотным, и он торговал с американцами. <���…> И так вот, их было три брата. Сколько я помню, все жили хорошо и зажиточно. Крестный этот старший торговал с американцами. Конечно, все люди были зажиточные, держали скот. А наш родной-то дедушка, Дауров – этот держал лошадей. <���…> Такая жизнь была, прекрасная, в общем. А потом, когда советская власть пришла, все это пошло. Аресты. В Походске все это было тоже, году в 1930-м, наверное. Советская власть пошла с 1930–31-го, наверное, потому что тут уже начали комсомольцы организовывать. Старшему брату нашему двоюродному, Борисову, – он красивый был такой очень и развитый человек, – ему говорили – грамотных людей-то не было – может быть, школа была приходская, церковь-то у нас была в Походске неплохая – ну и стали агитировать его: «Тебе надо, Федор, отказаться от родителей, от отца своего, иначе плохие последствия ждут», собрались все… Вот это я хорошо помню, записалось в памяти. Но это я не записывала, потому что я в такое время росла, что ничего лишнего не скажешь, не запишешь. Надо было восстанавливать комсомол, а вожаков-то не было. Его отец богатый был, он торговал, как кулак был. Потом пошло: нас всех закулачили. Борисовых, Шкулёвых – первых. Дауровы пошли под подозрение с ними. Немножко фамилии разные… И тогда собрался совет своих родителей, вот наши отцы были и их были три брата, посоветовались, решили, что надо Федору идти в новую жизнь. Значит, надо жениться обязательно на беднячке. Представляете? А соседка-беднячка – она красивая женщина была. Ой, как же ее звали? Эта, Кузаковых-то дочь-то. Анна. Вот ее дочка – Дуся Вострикова. Вот, женитьба пошла, и все. И стал вроде комсомольцем. Как только вечером утихает все, он прибегает домой. Ну, поесть-то ему надо, а там ничего нет [смеется]. Оттого, что, как мы маленькие были, ребятишками, мы таскали молоко, у нас в доме были коровы. Богатые люди – они все-таки грамотные какие-то были. Потому что вот Борисовых было три брата, Дауровых тоже было три брата. И все были по своим участкам. <���…> Пáсти там ставили на пушнину, рыбу ловили. На этой Ярманке жили многие: и бедняки жили, и середняки, наверное. И вот у Шкулёвых старший сын, там у них усадьба была, там, значит, и рыбачили, и пушнину ловили. Пушнину обрабатывали дома, потом сдавали. Принимал, значит, крестный, он встряхивал каждого песца и лисицу, делали их упаковки по 10 штук. Потом, когда приходили американцы, вся пушнина эта, хорошо запакованная, сдавалась туда. Все это перешло в колхозное пользование. Куда они девали это… Колхоз где-то году в 31–32-м появился (ж 23 ЧР).

То же самое происходило в те годы и в Русском Устье:

Г: В Русском Устье коров, лошадей держали? Инф: Лошадей разводили. Лошадей держали очень много. До коллективизации там у многих были свои лошади. Г: А коллективизация когда в Русском Устье была? Инф: В 1930 году. Все обобществили. И лошадей. Снасти тоже, все эти невода… Нашего дедушку посчитали кулаком. Потому что у него было тридцать сетей, две упряжки. И два дома – на летних и на зимних. Кулак, мол. А у него как не будет тридцати? Сыновья-то взрослые. Три сына взрослых. И его, значит, раскулачили… И сослали… [смеется] в Лобазну. Из Русского Устья в Лобазну. Лишили голоса. Не имеет права голосовать. Хотели его вообще куда-нибудь сослать. И старший сын, это мой отец, он уже со своей семьей жил… кого-то надо из сыновей. Отца моего нельзя, потому что он своей семьей живет, к этому кулаку не относится. Средний сын, дядя Паня… Он попал под это дело. Его сослали [смеется] – в Якутск… (м 41 ЧК).

Ситуация в Маркове несколько отличалась от той, которая описана выше для колымских и индигирских жителей. Причины этих отличий прежде всего в том, что приход советской власти в этот район происходил несколько иначе, чем на Колыму или Индигирку.

Начальные шаги советской власти были здесь те же, что и по всей стране: большевики опирались на беднейшие слои населения, активно восстанавливали бедняков против более состоятельных односельчан и старались именно из бедняков формировать местные органы власти. Первый ревком был создан в Анадыре в 1919 году (История Чукотки 1989: 144), однако через год власть переменилась, его члены были арестованы и расстреляны.

Сельский сход села Маркова в марте 1920 года принял резолюцию по вопросу «переворота в Анадыре», в которой говорилось: [102]

«Мы, марковцы, как коренные жители этаго края и как истинно трудящийся и эксплуатируемый народ, заявляем во всеуслышание, что против власти мы не шли а тем более против власти рабочих-бедняков членами которой являемся мы и в свою очередь заявляем Анадырскому Совету Раб. Деп., что мы снимаем с себя всякую ответственность за разстрел первых советчиков. Приезжему Берзину тоже возражали о растрелах и всеми силами будем стараться не допускать крови с какой бы то не было стороны, а также заявляем, что Мы Марковцы не давали делегату инструкции, где бы говорилось об разстреле кого либо» (Архив ЧАО. Ф. Р-33. Д. 1 Л. 10).