Татьяна Бобровникова - Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена

Я имею в виду прославившихся детей. Само имя его дочери, жены Сципиона, Эмилии Терции указывает на то, что она была третьей дочерью в семье.

Из троих детей Персея зрелости достиг один лишь сын. Он жил в Риме и прославился как искусный резчик по дереву и писец (Plut. Paul., 37).

В 167 году до н. э. старшему сыну Павла от второго брака было 15 лет, значит, родился он в 182 году до н. э., а в брак Эмилий, следовательно, вступил в 184–183 годах до н. э.

Это те мальчики, которые умерли после победы над Персеем.

См. родословные таблицы

Последнее имя указывает, что он происходит из рода Эмилиев. Старший брат его назывался Квинт Фабий Максим Эмилиан.

У него было трое братьев и три сестры.

Павел, конечно, воспринял слова дочери как предзнаменование. В самом деле, он отправлялся на войну с Персеем и сразу же услышал, что умер Перса.

Гиро П. Частная и общественная жизнь греков. Вып. VI. СПб., 1914. С. 40.

Год рождения Полибия неизвестен. Он вычисляется приблизительно на основании следующих соображений. В 182–180 годах до н. э. Полибий был назначен послом к Птолемею, хотя, по словам самого историка, не достиг положенного законом возраста (Polyb., XXIV, 6,4–5). Мы знаем, что в Ахейском союзе возрастной ценз для занятия государственных должностей был 30 лет. Значит, в 182–180 годах Полибий еще не достиг этого возраста, и год его рождения колеблется между 209 и 200 годом, так как вряд ли его назначили послом моложе 20 лет. В 169 году он был избран начальником конницы, вторым лицом в союзе после стратега (Polyb., XXVIII, 6, 9). Зная, что он занимал посты даже ранее положенного срока, можно предположить, что ему только-только исполнилось 30 лет, то есть он родился около 200 года, тогда познакомился он со Сципионом в 32–33 гг.

Нам совершенно неизвестно, где познакомился Полибий со Сципионом — в доме его отца, у общих знакомых или просто на улице. В «Истории» Полибия был подробный рассказ об этом, но он утерян (Polyb., XXXII, 9,4).

Так повелось со времен Катона, и я писала об этом подробно в своей первой книге «Сципион Африканский».

Люций Красс Оратор (140–91 гг. до н. э.) — лицо, очень часто упоминающееся в моей книге. Великий оратор, учитель Цицерона. Он был женат на внучке Гая Лелия, друга нашего героя. В диалоге «Об ораторе» Цицерон нарисовал очаровательный образ этого человека. См. родословные таблицы.

Это ясно видно из рассказа о его единоборстве с кельтибером (о нем речь дальше). Аппиан говорит, что Сципион был очень юн, а Веллей — что он обладал скромными силами (App. Hiber., 53; Veil., 1,12). А между тем ему было уже 35 лет и он был очень силен. Видимо, наш герой имел облик хрупкого мальчика.

Это видно из того же рассказа о его единоборстве.

В Египте Птолемей даже бегом не мог догнать Сципиона, который шел быстрым шагом.

Читатели моей первой книги, быть может, помнят, как шокировал сенаторов Сципион Старший, когда стал носить сандалии и греческий плащ.

Кроме «Формиона».

В 166 году поставлена была «Андрия», в 165-м — «Свекровь», в 163-м — «Самоистязатель», в 161-м — «Евнух» и «Формион», в 160 году — «Братья».

Исключение составляла комедия «Сверковь».

Почти каждый пролог к своей пьесе Теренций начинает с оправданий и жалоб на козни ненавистников-поэтов. Пролог — а им бывал обычно сам Амбивий Турпион, директор труппы, игравшей комедии поэта, — даже называет себя его адвокатом. Однако обвинения сбивчивы, неясны и до того несправедливы, что заставляют заподозрить, что существовала какая-то иная, тайная причина недоброжелательства коллег к Теренцию.

Во-первых, его обвиняют в контаминации, то есть в том, что, переделывая какую-то греческую пьесу, он порой вставлял туда сцены из других комедий. Так, в «Братьях» вся сцена со сводником принадлежит не Менандру, а взята у другого автора (Heaut., 10–20; Adelph., 1–16). Но так поступали практически все римские поэты.

Во-вторых, говорят, что его образы уже встречались у Плавта и Невия (Eun., 19–30). Но Теренций справедливо замечает, что вообще во всей новоаттической комедии одни и те же образы — злая гетера, парасит-обжора, воин-хвастун и т. д.

В-третьих, враги говорят, что он легковесен (Phorm., 6). Смысл этого обвинения мне неясен.

Наконец, он не сам пишет свои пьесы.

Быть может, в этом последнем обвинении и следует искать причину общей ненависти.

Цицерон говорит, что у Сципиона и Лелия язык был лучше, чем у всех современных им поэтов Рима, даже у трагика Пакувия, которому он отдает первое место (Cic. De opt. gen. orat., 1; Brut.)

Чего никогда не сделал бы ни один герой Плавта, ибо, во-первых, у него нет денег, а во-вторых, он не даст их никогда своднику.

Древние комедии на 2/3 состояли из песен — арий и речитативов.

Раб-бездельник, который пьянствовал всю пьесу.

Блестящая реконструкция С. И. Соболевского. Он обратил внимание на одно сообщение Доната, античного комментатора Теренция. Донат пишет, что у Менандра Микион женится охотно, по собственному желанию. (Очевидно, автор хотел закончить комедию двумя счастливыми свадьбами и не оставлять Микиона осиротевшим и одиноким.) Из этого Соболевский делает неопровержимый вывод, что вся приведенная нами сцена целиком сочинена латинским автором (Публий Теренций. Адельфы. Введение и каммент. С. И. Соболевского. М., 1954. С. 358).

Слово «осел» было, по-видимому, любимым эпитетом — довольно нелестным, конечно, — часто срывавшимся с уст Сципиона (Cic. De or., 11, 258; 267; Plut. Reg. et imp. apophegm. Sc. min., 16; App. Hiber., 85).

Цицерон постоянно говорит об увлечении Сципиона астрономией. Диалог «О государстве» начинается с долгих научных дебатов о небесных явлениях. Туберон считает только Сципиона способным ответить, почему на небе видны два солнца. Сам Публий говорит, что беседовал с друзьями об астрономии даже под стенами Нуманции. Еще более подогрели его интерес к астрономии Полибий и Панетий. Оба интересовались этой наукой, а Полибий даже считал, что полководцу совершенно необходимо знать ее. Несомненно, оба ученых грека давали ему уроки.

В то же время из текста Цицерона очень заметно, что Лелий совершенно не разделяет увлечения своего друга.

Когда он приходит и узнает, что разговор идет об астрономии, он с досадой спрашивает:

— Разве мы уже изучили все, что относится к нашим домашним делам и государству, что хотим знать, что происходит на небе?