Татьяна Григорьева - Китай, Россия и Всечеловек

Творчество-ян и Исполнение-инь меняются местами, что и приводит к перевернутой структуре, к разрыву всеобщих связей. Силы Исполнения (бюрократия), заняв верхнюю позицию, начинают подавлять силы Творчества, созидания, и все приходит в упадок. [83]

Но и эта ситуация неизбежно сменится другой, более благоприятной. Эта смена будет происходить до тех пор, пока не преобразится сам человек, не проявятся присущие человеческой природе чувство Справедливости (И) и человеческого отношения (Жэнь), что поставит Человека вровень с Небом и Землей. [84]

Цель человека – преодолеть вторичную природу, замутненную; очистив сердце, познать себя истинного, равного Небу и Земле. Когда человек способен на высшую Искренность, реализует свою изначальную природу, то становится Триединым, Вселенским человеком. «Только [тот, кто] обладает наибольшей искренностью в Поднебесной, в состоянии полностью развить свою природу. [Тот, кто] в состоянии полностью развить свою природу, в состоянии полностью развить природу [всех] людей. [Тот, кто] в состоянии развить природу [всех] людей, в состоянии развить природу [всех] вещей. [Тот, кто] в состоянии развить природу [всех] вещей, в состоянии помочь превращению и развитию [сил] неба и земли. Тот, кто в состоянии помочь превращению и развитию [сил] неба и земли, в состоянии составить с небом и землей триединство» – сказано в Чжун юн. [85] И там же: «Искренность – это Путь Неба» (недаром «Искренность» и «Истина» пишутся одним иероглифом). Истинный человек, достигая сердечной полноты, сострадая всему, становится бессмертным. Таков Дао-Человек, пребывающий в Постоянстве вселенского Центра. Не знающий Постоянства своим неведением творит злое. «Имеющий Постоянство – терпим. Терпимый – справедлив. Справедливый становится ваном. Ван становится Небом. Небо становится Дао. А Дао есть долговечность» (Дао дэ цзин, 16). Японцы комментируют Лао-цзы: если становишься широким, как Небо, входишь в Недеяние Дао, достигаешь единства; достигая единства с Недеянием Дао, становишься вечным, бессмертным. [86] Вера в бессмертие присуща даосам: «[Тот, кто] не позволит просветленности духа и осемененной пневме (цзин) уйти и покинуть свое тело, тот не будет знать смерти» (Тай пин цзин). [87] Человек, достигший полноты Тайцзи, становится беспредельным, опорой Неба и Земли (Теургом, Богочеловеком).

Целое не может не быть моральным. Не имеющее частей не может существовать за счет другого, подавлять другое, идет ли речь о человеке, или о времени-пространстве (настоящее не поглощает прошлое), или о чувстве-разуме: одного нет без другого, как нет инь без ян и ян без инь. Поэтому интуитивный ум во все времена устремлялся к целому, ибо лишь целое истинно, часть всегда зависима, несвободна. «Знай, что мы целого человека лишены», – восклицает Григорий Сковорода. А Гумбольдт признается: «Мною движет глубокое чувство того, что все рождающееся в душе, будучи истечением единой силы, составляет одно большое целое и что все единичное, словно овеянное тою же силой, должно нести на себе признаки своей связи с этим целым». [88] (Не это ли ощущение Единого в единичном породило монадологию

Лейбница, притянуло его к И цзину, заставив задуматься о природе Ли – внутренней форме каждой вещи и всеобщем Законе: Единого в единичном?)

Поиски Целого

Что уж говорить о духовной философии России? Путь обозначен в учении Вл. Соловьева о положительном Всеединстве или Бердяева о Свободе, доступной лишь целому человеку. Обожение человека, по Соловьеву, может произойти в его «безусловной целостности, то есть в совокупности со всем» («Учение о богочеловечестве»). (По сути тот же взгляд: «Одно во всем и все в Одном».) «Воспринять божество человек может только в своей истинной целости, во внутреннем единстве со всем» («Духовные основы жизни»). И Вл. Эрн в книге «Борьба за Логос» видит цель духовной Эволюции в «полном совпадении субъективно-переживаемого с объективным порядком и строем Вселенной». И дальше – Целое «не механическая сумма отдельных частей, отдельных жизней, а живой организм, обладающий своим особым центром жизни». [89] И Николаю Бердяеву явлен образ Целого человека: «Судьба микрокосма и макрокосма нераздельны, вместе они падают и подымаются… взаимно они проникают друг в друга… И только человек, занявший место в космосе, уготованное ему Творцом, в силах преобразить космос в новое небо и новую землю». [90]

Известно о близости мироощущению Л. Толстого китайских учений: «Только держитесь свободы, состоящей в следовании разумному пути жизни, то есть Тао, и сами собой уничтожатся все действия, причиняемые вам вашими чиновниками, и станут невозможны угнетения и грабежи европейцев». Выходят его статьи: «Книги Конфуция», «Великое учение» и «Книга пути и истины» Лао-цзы под общим заголовком «Китайская мудрость».

Сама наступившая фаза Эволюции настраивала на целостное видение, завершение, свертывание отдельного в самостоятельную сущность. Если таково направление Пути, то его обойти невозможно, но можно не осознавать ход событий и двигаться не в том направлении.

Однако неслучайно в преддверии XX века возросло число тех, кто предчувствовал грядущее, – чуткие души, вестники нового порядка, пришедшие пробудить спящих. Их голоса раздавались одновременно с разных сторон планеты и находили если не осознание, то отклик в сердцах тех, кто хотел выйти из мутного потока, увлекающего в противоположную от спасения сторону. В то же время неслучайно на Западе заговорили о тирании целого, что свидетельствовало о том, насколько трудно менялось сознание, направляемое психологией части. «Принцип исследования – искать целое через составные части – превратился в террористическую практику ликвидации особенного», – признает Жан-Поль Сартр. То же тревожило Хайдеггера: собственное существование растворяется в способе бытия; при неразличимости отдельного разворачивает Man свою подлинную диктатуру. Усредненность, власть обыденного ума не могла не смущать тех, кто знал, к чему этот мутный поток приведет человечество. Потому И. Бердяев восстал против невиданной формы порабощения человека: «Личность в человеке не может быть социализирована. Социализация человека лишь частична и не распространяется на глубину личности, на ее совесть… Социализация, распространенная на глубину существования, на духовную жизнь, есть торжество das Man, социальной обыденности, тирания средне-общего над лично-индивидуальным». [91]

Не это ли заставило Ницше разувериться во всем и уповать на сверхчеловека? «Проблема: как истощенные достигли того, чтобы стать законодателями ценностей? Или иначе: как достигли власти те, которые последние? Как инстинкт зверя-человека стал вверх ногами?» [92] А Заратустра вещал: <���Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти… Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?» [93] Но прилив вынес бы такого человека на тот же берег, как щепку. Шеллинг предвидел, какую угрозу несет с собой сверхчеловек: кто вымолил «существование в сверхчувственном мире, превратится в этом мире в мучителя человечества, неистовствующего против себя и других. За унижение в мире ином он хочет быть вознагражден господством над этим миром. Пробуждаясь от блаженства потустороннего мира, он возвращается в этот мир, чтобы превратить его в ад». [94]