Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Зря мы так. Вот в 1950-е годы Мартин Лютер Кинг громко сказал: «У меня есть мечта…» И что? А вот что: через четверть века негров стали называть так, как они этого захотели: афроамериканцами. Захотели бы иначе – назвали бы иначе: мечтами, турциями, шубками. И все это случилось из-за того, что у парня была мечта и все остальные согласились: «Да, согласились, классная какая мечта у парня».

Возвратимся к себе. Очень легко утопить хорошую идею в скептических репликах экспертов, аналитиков и профессионалов. А кто, кстати, в предлагаемом нами проекте может претендовать на звание экспертов, аналитиков и профессионалов? Филологи? Чиновники? Учителя? Члены президентского совета по культуре? Экономисты? Политологи? Скрипачи-виртуозы? Хоровики-песенники? Продюсеры? Академики от культуры? Поп-певцы?

Великий филолог Роман Якобсон, говорят, не желал, чтобы великий писатель Владимир Набоков преподавал в Гарвардском университете, и, в ответ на слова о том, что Набоков – большой писатель, говорил, что слон тоже большое животное, но слона никто кафедру зоологии возглавлять не зовет.

Да пусть кто угодно – хоть Набоков, хоть слон, главное, чтобы они воспринимали идею адекватно, как проект настоящего и будущего.

Так или иначе, нужно понимать, любые инновации и уникальные предложения – преходящи. Все быстро заимствуется, новости мгновенно устаревают, нужно всегда искать новые подходы. Главное, нужны идеи. Новые идеи.

Специалисты хороши на своем специальном месте. Когда они сталкиваются с пограничными областями своих профессиональных дисциплин, способны ли они без карикатуры и ненависти формулировать рациональные аргументы, привлекать необходимые контрдоводы или доказательства, предлагать философский анализ проблемы, классифицировать, приходить к оптимальным решениям, минуя или стирая противоречивые нюансы?

Или всегда готовы лишь к ярлыкам и инвективам?…

Хорошая идея плюс здравый смысл плюс патриотизм плюс желание работать на общественное согласие – пусть под эгидой этого объединяются разные люди и приносят свои лучшие профессиональные качества.

Нет необходимости впадать в депрессию от падения нравов, следует занять мужественно оптимистическую позицию и попытаться предложить горсточку провокационных мыслей.

У следующих идей, как и многих прозвучавших, не хватает эдакого инерционного обаяния, но все равно озвучим их.

Сегодня нам всем нужно понять универсальное и повсеместное торжество рыночного: если товар не берут, значит цену пора снижать. Нужно осознать, что с нами происходящее – не кризис, а перестройка уклада в наших головах, офисах, классике. Государство инвестирует в Пушкина очень немалые средства, с 1937 года видя в нем универсальную культурную валюту. Мессианский проект сделать Пушкина всеобщим достоянием провалился.

Культурные прибыли от классики, если они и были, а они реально были – и немалые – уже не вернутся. Нужно подумать о дисконтных картах для одних потребителей, других, возможно, вычеркнуть из списка клиентов, третьим продать маечку с изображением Пушкина по цене шубки.

Пушкин сегодня находится в двух сферах – социальной агорафобии, то есть когда человек ориентируется на свои собственные ценности, и в сфере социальной клаустрофобии, когда масштаб классики как бренда оказывается слишком ничтожным на фоне мегаломании мировых брендов-монстров.

Возможен упрек, очевиден упрек: «Как можно так обращаться с нашим всем!» Согласны, принимаем упрек. Действительно, от этих идей пахнет шампунем для йоркширов. Но этот запах поприятнее будет, чем запах коммуны бомжей, обосновавшейся недалеко от памятника Пушкину.

Вот если бы няней русской классики была Coca-Cola, а отцом – кто-нибудь из «битлов», дела с вопросом, как нам культурно обустроить Россию, пошли бы значительно лучше.

Если бы Coca-Cola была няней Пушкина, а отцом – кто-нибудь из «битлов», самой популярной песенкой в мире была бы «Пушкин – всегда!» и первым бы ее спел Джон Леннон. На русском языке.

И все же, какая это гадкая идея – превратить Пушкина в бизнес-бренд.

Какая отвратительная идея! Такая же, как если бы на роль отца Пушкина назначить квас «Никола», а на роль матери – кого-нибудь из «Мобильных блондинок».

И все же, какая это гадкая идея…