Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности
- Название:Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности краткое содержание
Эту книгу нужно было назвать «Пушкин и мы», да она, собственно, так и называется. Эту книгу можно было назвать «Пустота и мы», пожалуй, верно и так. Когда культура или каждый из нас соотносится лишь с фактами, а не со смыслами, тогда культура и каждый из нас – пустота.
Пушкин – «наше все»? Да щас! Как бы красиво мы ни обзывались, Пушкин – самое многострадальное слово в русском языке. Оно означает все и ничего: и медитацию, и пальчики оближешь, и ментальные конструкции, и убогие учебники, и мусор бессознательного, и русский дзен и русский дзинь.
В нашей жизни недостаточно Пушкина? Или в нашем Пушкине недостаточно жизни?
Читатель – вот текст о поп-культуре твоей души, о любви и спасении. Эта книга отвечает на главный русский вопрос: если обувь мала, следует ли менять ноги? Актуальный Пушкин – тотальное включение слова культуры в синтаксис реальности каждого из нас – тебя, меня, Тютчева, Муму и Достоевского.
Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Я хотел бы обратить внимание администрации
На то, что напитки разбавлены водой,
А гардеробщица больна сифилисом,
Оркестр состоит из бывших эсэсовцев,
Но сейчас новогодний вечер,
И, хотя у меня рак,
Я все же надену высокий колпак
На свою контуженую голову
И пущусь в пляс.
Тебя заметят.
Ты попадешь, во что хочешь.
О сомнительности родственных связей книги и ТВ
Сама по себе проблема противопоставления книги и ТВ при чуть более серьезном взгляде демонстрирует свою сомнительность. Истоки конкуренции уходят в первые опыты киноискусства, которое обратилось к визуализации литературного материала. Затем ТВ приняло эстафету и стало переводить в картинку слово писателя. Поначалу экспансия кино и ТВ прощалась гуманитарной общественностью, но когда масштаб влияния на массы визуальными искусствами стал слишком велик, зазвучал громкий хор обвинений ТВ (отчасти и кинематографа) в покушении на сакральную чистоту молчаливого слова. Пылкие обвинения утопили в праведных эмоциях крупицы здравого смысла.
Питер Гринуэй обронил мысль, объясняющую сомнительность конкуренции разных видов искусств, на примере между кино и книгой. Режиссер утверждает, что кино возникло не в 1895 году с выходом первой картины братьев Люмьер: «Кино было изобретено в 1640-х годах, когда Рембрандт, Караваджо и прочие столпы эпохи барокко впервые начали употреблять в своих картинах искусственный свет, отраженный свет. Кино родилось из живописи, хотя мы постоянно пытаемся забыть об этом».
В качестве доказательства прозвучавшего положения режиссер приводит собственный проект «Оживление картин»: «Снимается оригинальный холст, одновременно огромным количеством самых современных камер. Потом возможно как-то менять фон – добавлять дождь, делать утро, день, чтобы эта вот собачка, например, которая там лежит, вдруг встала и побежала, чтобы кто-то вдруг ушел, кто-то остался».
Проект «Оживление картин» доказывает генетическую связь между кино и живописью. Конфликт книги и ТВ носит более философско-идеологический характер, нежели философско-эстетический: конкуренты оспаривают право тотально влиять на аудиторию.
Полемика между книгой и ТВ приносит словесности весьма эффектные дивиденды. Расколдование обаяния ТВ, дискредитация эфира не учитывает одного, очень важного обстоятельства: генетически книги и ТВ принадлежат разным сферам существования человека. Позволим не лишенную провокационности мысль: базовый источник книги – письменность, родитель ТВ и СМИ – фольклорные анекдотические жанры – фаблио, шванки, новеллино, карнавал, скоморошьи игрища, а потом уже газета. Поэтому любой из названных носителей информации может высказывать упрек в адрес ТВ. В этом списке книга вовсе не должна быть названа. Она прописана в графе жертв телевидения.
А теперь следует сделать очень аккуратные выводы, чтобы избежать эмоционального пафоса и избежать категоричного резюме. Оговоримся, сама тема настолько болезненная, что не представляется возможным поставить однозначный диагноз и тем более сформулировать знаменатель, удовлетворительный в качестве намека на разъяснение проблемы.
Итак. Полемика книги и ТВ представляет дискуссию консервативного и либерального сознаний. Первое характеризуется склонностью сохранять сложившиеся представления о чем-либо, второе обращено к прогрессу и приветствует любые новации. Книга в этом смысле – идеальный объект для поклонения консерваторов. Книга демонстрирует стойкую убежденность автора в непогрешимости собственного мнения, пусть даже этот автор сомневается, кается, приглашает к дискуссии и т. д. – так или иначе книга как завершенный проект отмечена категоричной однобокостью и радикальной предвзятостью восприятия мира. Книга предельно спекулятивна хотя бы по подаче материала. Как тут не процитировать А. А. Бармака в книге «Достоевский Today», размышляющего о специфике литературного отбора материала: «Если бы Раскольников был крив, кос, лохмат, горбат и косноязычен и, забыли добавить, прыщав по всему лицу? Но обладал вопреки всем этим оригинальным приметам еще и прекрасной человеколюбивой душой, как, например, Квазимодо, и душа эта прямо-таки требовала от него во имя великой идеи уханькать какую-нибудь зловредную старуху процентщицу. Стал бы он героем романа? Нет, конечно, темно-русый и с прекрасными темными глазами красавец… А если бы вместо жидковолосой старухи процентщицы Алены Ивановны была бы тоже процентщица, но молодая, красивая, пышноволосая обольстительная Аграфена Александровна, как бы повел себя темно-русый красавец? Уханькал бы он ее? Не сломалась бы его идея, а?»
Ответ очевиден: сломалась бы!
В этом, видимо, и заключается одна из обаятельнейших сторон книги – в ее императивности: случилось так, и никак иначе. Роль читателя-консерватора – дописывать, упокаиваясь в завершенных пределах текста.
Либерал, исповедующий новацию, более предрасположен к ТВ, предлагающему жизнь как нагромождение случайностей, наваливающихся с разных сторон, как обилие новых людей, импровизирующих в нагромождении случайностей. А результаты всех этих импровизаций могут быть трагическими в исконном античном смысле слова, комическими в самом приблизительном карнавальном смысле или вовсе бессмысленными.
Конечно же речь идет об ответственных консервативном и либеральном мышлениях и принципах, а не экстремистских выходках с какой-либо из сторон.
ТВ как генератор новой реальности
ТВ как либеральный проект изолирует «человека аудитории» от консервативного уклада патриархального существования, делит общество на локальные сегменты, прозрачно дифференцируемые и идентифицируемые группы, основанные на политических, идеологических и прочих консервативно-либеральных интересах. При этом консервативная часть зрителей с интересом подглядывает за жизнью либералов и наоборот.
Сегодня говорить о потере доверия телеаудитории к массмедиа не очень справедливо. Подобные рассуждения набили оскомину, но главное, они бесперспективны, как и упреки к писателю в том, что он выражает изощренные концепции, не очень симпатичные читателю.
Дело в том, что сама природа ТВ не очень-то расположена к отражению того, что есть. Стоит прислушаться к писателю Т. Бенаквиста, знающему ТВ не понаслышке: «В современном мире, который они нам подсовывают, никогда не бывало ни Фрейда, ни Маркса. Его не расшатывал сюрреализм, и уж во всяком случае, он не повергает нас в этот великий бардак на исходе века». Просто потому, что ТВ работает в соответствии с буквой Бодрийяра: образы реальности, воспроизводимые ТВ, генерируют новую реальность, соответствующую этим образам.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: