Александр Мень - Церковь и мы

Только мы должны быть достойны Его присутствия. И в лучшие моменты вашего общения, вашей дружбы и вашего совместного труда, в лучшие моменты вы чувствуете, чем должна быть Церковь. Церковь — это общность людей, людей очень разных, быть может, нелегких друг для друга, быть может, по естественному нашему характеру мы бы очень быстро в конце концов и разбежались, но духовное призвание собирает нас вместе.

И вот в эту общность мы сегодня принимаем дитя. Мы принимаем так, как ребенок принимается в семью, ребенок принимается на руки матери. Ей дали имя, но ведь не спрашивали ее, потому что имя сейчас пока дает семья, она является частью этой семьи.

То же самое происходит и в духовном отношении. Живя в таинственном присутствии Христовом, мы не можем оставить этого ребенка, который есть часть матери, по ту сторону Его присутствия. Зная, что Господь нас принимает, прощает, учит, любит, мы не можем оставить приходящего в мир ребенка вне Его любви. И эту любовь, высшую любовь, мы с вами должны олицетворять.

Мы очень плохо для этого приспособлены, мы, может быть, не соответствуем своему призванию. Но чем мы ограниченнее и слабее, тем ясней нам, что действует, в конце концов, сам Господь. А раз Он действует, значит, она уже все понимает и чувствует. Не по–нашему понимает, а понимает каким‑то особым, таинственным образом.

Вы знаете, что человеческое существо — сложное, и то, что в этом состоянии происходит, — это загадка, это тайна! В одной английской книжке, которую я читал в детстве (я потом никогда не мог ее ни найти, ни прочесть, ни увидеть нигде, даже название ее смутно осталось в памяти, и автора не помню) — рассказывается, как сын учителя общался с феями. Замечательно! Но когда в общении с феями он сказал первые слова, феи заплакали и с ним расстались: он уже принадлежал другому миру, миру людей.

Этот сказочный оборот имеет в себе глубокий смысл. Духовное общение у детей начинается еще тогда, когда они не родились. Ребенок что‑то переживает каким‑то таинственным для нас образом. Поэтому недаром люди сверхчувствительные (их называют «экстрасенсы» или как‑то еще) иногда, прикасаясь рукой к ребенку, могут определить, крещеный он или некрещеный. В чем дело? Крещение вовсе не какой‑то волшебный акт, но все‑таки существует некоторый круг благодати, в который мы вводим ребенка.

Я вам уже напоминал слова известного педагога о том, что если мать начала воспитывать ребенка с полугода, то она опоздала на полгода. Он много имел дел с детьми и понимал, о чем говорит. И христианское воспитание начинается с этого возраста. Это не значит, что воспитание — это только слова, а это ваш настрой, ваш дух, ваша атмосфера.

Вы знаете, что означают слова «с молоком матери»? Это же глубинные слова. «Молоко матери» — это вовсе не обязательно только то, что поддерживает физическую структуру человека. В это время ребенок принимает часть вашего духовного существа. Недаром даже существовала у отцов Церкви такая гипотеза, что ребенок получает душу от родителей так же, как тело. Выражаясь метафорически, это означает, что какая‑то часть от родительской души как бы отделяется и внедряется в это тело.

Так вот, мы сегодня представляем Церковь! И те из вас, кто к Церкви не принадлежит, но как‑то сочувствует и относится благожелательно, кто присутствует сегодня при нашем торжестве, — должны знать, что мы принимаем дитя от лица Церкви, от лица Самого Спасителя, Который дает благословение этому ребенку. И сегодня родители через акт своей веры посвящают Ему свое дитя.

В самом деле, жизнь человека, особенно юного, всегда висит на волоске. И кто может нам дать больший залог и защиту, чем благословение Божие? Кто будет защитником и заступником? Кому мать может поручить ребенка? Кому отец может его посвятить?

Таким образом, крестите вы все руками священника. Но кроме того, что мы это все делаем, делает это и Сам Господь. Ведь мы ребенка приносим, мы его посвящаем Богу, но Он должен его принять. И таинство (потому мы называем крещение не обрядом, а таинством) заключается в том, что Сам Господь приходит в этот дом, приходит сейчас и принимает ее к Себе здесь и теперь.

И раз Он приходит, то ваша жизнь, ваши радости, и трудности, и ваши испытания — все должно принять совсем другую окраску. Перед лицом Божиим все расцветает, трудность приобретает глубинное значение, радость приобретает аспект вечности. Так нам надо жить. Не только совершать таинства, но так надо жить. И это есть наш вызов, бросаемый миру.

Мир — это водопад. Водопад, который обрушивается вниз. Рушится в смерть, рушится в разрушение, в ничто! А мы — маленькие кустики на берегу, которые этому водопаду противостоим. И те, кто не верил в последнюю гибель, не верил в бессмыслицу, не верил в ничто, — всегда составляли, может быть, небольшой поток, идущий против этого водопада.

Но это поток сильный! Он как жизнь, которая противостоит смерти, как дух, который противостоит бездуховности. И вот, представьте себе голые камни, голая пустыня, и в этой пустыне расцвел маленький цветок!

Камням ничего не стоит его раздавить. Камни могут пережить этот живой цветок — они могут тысячелетиями валяться на этих голых просторах. Но подлинная тайна — она в цветке, подлинное будущее — в жизни. Божественная сила — не в мертвых камнях, не в смерти, а в жизни, как бы ни была она слаба на первый взгляд, как бы ни казалась она нам легко раздавимой и разрушимой. Такова вера , таков дух , таков свет , который нам дает Господь.

Свет во тьме светит! Всегда помним, что не сказано, что свет истребляет тьму, уничтожает ее, — ему в этом мире, в котором мы с вами живем, дано только светить — не гаснуть, не уничтожаться! А вокруг — тьма! И вот так мы должны стоять. Это самая лучшая позиция — потому что все остальное обращается в прах — держать светильник Христов во тьме, которая вокруг.

Каждая судьба несет в себе свет, и эта начинающаяся судьба есть еще один маленький светильник этого света, который зажегся.

И совершая сегодня это таинство, мы все просим, чтобы Господь помог нам не потерять чувство великого присутствия, не измельчиться, не провалиться в болото ничтожных вещей, о которых, может быть, и думать даже не стоит, но которые нас легко поглощают, засасывают, а жить всегда так, чтобы чувствовать близость Неба.

И теперь два слова для крестных, для крестной особенно, потому что, по справедливой практике Церкви, для девочки более важной является крестная, для мальчика — крестный. Ваши функции сейчас ничтожны, я бы сказал, это формальные функции: только подержать девочку — и все.

Когда отсутствует Церковь, то вы ее представляете; два или один крестный — это, так сказать, представители Церкви. Здесь мы собрались уже как члены прихода. Когда же начнутся функции? С того момента, когда первые «черные кошки» непонимания пробегут между родителями и девочкой. Это всегда бывает. Вот тогда‑то (в силу разных причин, которых я не буду касаться, и психологических, и житейских) очень важно, чтобы была крестная и был крестный.