Нина Эптон - Любовь и испанцы

Такие строчки, навроде «то было время года, когда в клювиках ласточек не было наших имен» и «сегодня улыбаются земля и небо, сегодня солнце достигло глубин моей души; сегодня я ее увидел; я на нее посмотрел, и она на меня взглянула, сегодня я верю в Бога», меня раздражали. Через много лет, однако, я поняла, что Беккер все же был великим лирическим поэтом.

Порой не всякая проходящая севильская дама укажет вам, как пройти к археологическому музею или к Академии живописи, зато даже дворничихи в парке знают, где находится памятник Беккеру. Останки поэта покоятся в склепе университетской церкви.

Последний раз его открывали лет тридцать назад, когда немецкая актриса Берта Зингерман, большая поклонница Беккера, выступила с поэтическим вечером в Севилье и настояла на том, чтобы положить к ногам своего идола букет гвоздик. Хоакин Муру-бе (служащий сейчас директором Алькасара) рассказывал, какой ужас это желание вызвало у жителей Севильи, ни одному из которых прежде не приходило в голову посетить гробницу поэта {126} 126 Joaquin Romero Murube: Lejos у en la Mano (1959).— Хоакин Ромеро Мурубе. Далекое и близкое. 1959.— Прим. авт. . Прежде чем получить разрешение от городских властей, Мурубе в сопровождении нескольких церковных сторожей отправился на разведку. Вход в склеп преграждал тяжелый камень. Для того чтобы спуститься, пришлось установить специальную лестницу, поскольку ступенек там не было. Мурубе спустился по шаткой лестнице, держа зажженную свечу и отчаянно хватаясь за выступавший кусок стены, который оказался не чем иным, как свинцовым ящиком с останками знаменитого поэта. Пол склепа был влажным и грязным, и как раз в тот момент, когда Мурубе недоумевал, каким образом упитанная немецкая дама сможет туда протиснуться, сверху донесся шум, означавший, что она уже пришла, вместе с мужем-южноамериканцем.

Один из сторожей подтащил ко входу в склеп лампочку, подсоединенную к электрическому кабелю, и привязал ее к верхней части лестницы. Когда Мурубе поднимался наверх, ему на голову шлепнулся букет гвоздик. Берта с помощью взволнованной группы севильцев уже начала свой опасный спуск. Мурубе снова быстро спустился вниз и указал ей на свинцовый ящик. Как раз в тот момент, когда Берта готовилась насладиться видом мрачной картины, электрический свет вдруг погас, и все погрузилось во тьму. Это было уж слишком даже для Берты, и она, в истинно романтической женской манере, истерически завопила. Мурубе поскользнулся и упал в грязь, но сумел вовремя встать на ноги и помог даме подняться наверх, что было нелегкой задачей, ибо актриса оказалась не только чересчур впечатлительной, но еще и тяжелой. Прежде чем оставить склеп, Мурубе в спешке привел в порядок цветы, которые были разбросаны там и сям. «Это было гротескно, нелепо, почти комично...» После такого инцидента серьезные севильцы до сих пор качают головами, вспоминая тевтонское упрямство.

В конце века иезуиты, вращавшиеся в высших кругах, осуждали распущенность и бездушие испанской аристократии. В своей книге Pequeneces [80] «Малютки» отец Луис Колома мелодраматически обличал дам, которые забывали о детях, заводили себе любовников и развлекались политическими интригами. Он описывает герцогинь, томящихся в шезлонгах, пьющих виски и курящих сигары, для чего те надевали фартуки из тонкой кожи, чтобы пепел не падал на их кружевные оборки; осуждает вольнодумство испанской молодежи, которую витиевато называет продуктом «противоестественного союза андалусского быка и парижской субретки».

В своих Мемуарах, написанных несколько ранее, герцогиня д’Абрантес рассказывала, как маркиза Сантьяго вместе со своим cortejo опоздала в Аранхуэс на прием к королю. «Маркиза извинилась, сказав, что вечер был настолько прекрасным, что она соблазнилась и решила подышать воздухом в calle de la Reina [81] аллея королевского парка (исп.) . Глядя на маркизу, присутствующие в зале хихикали, потому что у той не хватало одной брови! В конце концов потерянную бровь нашли — оказывается, она случайно прилепилась ко лбу cortejo».

В садах Аранхуэса любил прогуливаться влюбчивый король Фернандо VII {127} 127 Фердинанд (Фернандо) VII (1784—1833) — король Испании в 1808 и 1814—1833 годах. Кроме «влюбчивости» отличался фанатичной религиозностью — нередкое сочетание у романских народов. , но когда шеф полиции дон Тринидад Бальбоа, желая доказать свою бдительность, сказал королю, что его подданные тревожатся,— ведь вдыхая влажный ночной воздух в саду, он может простудиться,— монарх разгневался и пригрозил, что для смены обстановки сошлет усердного стража порядка в Сеуту.

Забота о нравственности испанской молодежи беспокоила таких серьезных писателей начала двадцатого века, как Г. Мартинес де ла Сьерра {128} 128 Мартинес Сьерра, Грегорио (1881—1947) — поэт и драматург, пьесы которого сыграли выдающуюся роль в возрождении испанского театра. , доктор Грегорио Мараньон и доктор Гонсалес Лафора.

Доктор Лафора отмечал, что слишком ранний сексуальный опыт, приобретаемый испанской молодежью в борделях, лишает ее способности испытывать любовь идеального психологического типа и жить спокойной семейной жизнью. Жена испанца, «невинная спутница», зачастую оказывается фригидна, поскольку ее воспитывают в убеждении, что секс греховен. Она не удовлетворяет разбуженных потребностей мужа в чувственном наслаждении, и тот возвращается к проституткам. (Доктор Мараньон считал, что фригидность женщины зачастую объясняется «неумелостью мужчины».)

В двадцатых годах в ежедневных газетах можно было прочитать такого рода объявления:

Фру-фру: резиновые штучки. Веселые фотографии. По запросу высылаем каталоги. Сифилис? Другая венерическая болезнь? Исцеляем тремя способами. Капсулы Арменгота. Во всех аптеках.

Молодая дама великолепной внешности пойдет в домохозяйки к одинокому джентльмену или священнику.

Иностранец ищет красивую темноволосую молодую даму, желательно андалусийку, которая составит ему компанию в отпуске. Необходимы фотографии.

Звезда души моей, полагаю, что ты не смогла прийти прошлой ночью. Как я страдаю! Обожаю тебя, несмотря на все преграды. Поставить в том месте экипаж трудно. Лучше за церковью, возле ризницы. (Ты знаешь.) Я не доживу до завтра, сердце мое, вдали от твоих глаз. Пожалуйста, надень голубые штанишки.

Об отсутствии теплой семейной атмосферы говорил Мартинес Сьерра в своих Cartas a las Mujeres de Espana [82] «Письма к испанским женщинам» : «Знаешь ли ты, чего не хватает в Испании и испокон веку не хватало? Приходилось ли тебе когда-нибудь в детстве читать книгу, посвященную семейной близости, супружескому союзу, свету' на кухне, работе при свете лампы, занятиям, разговорам между родителями и детьми, хлопотливым матерям? Читала ли ты хоть что-либо, имеющее касательство к этим истинным удовольствиям жизни, в книге, написанной испанцем? Думаю, что нет».