Елена Душечкина - Русская ёлка: История, мифология, литература

«Рождественскому пьянству» решено было положить конец. Согласно новой концепции, Рождество было объявлено не только религиозным пережитком, но и праздником капиталистического лагеря, во время которого «сильные мира сего» обманывают, подкупают, спаивают пролетариев. В прессе писалось о том, что за рубежом капиталисты устраивают «для рабочей детворы» «даровые ёлки», где дамы-благотворительницы угощают детей конфетами, «приобретая такой дешёвой ценой право держать пролетарскую детвору в остальное время года на голодном пайке» [251, 19 ]. О «рождественских завтраках с традиционной рождественской ёлкой и подарками», которые устраиваются во многих городах «капиталистического мира», рассказывала напечатанная в 1932 году брошюра [422].

XVI партийная конференция, прошедшая в апреле 1929 года, который получил название «года великого перелома», утвердила новый режим работы, введя пятидневку или непрерывную рабочую неделю. Новый производственный календарь, в основу которого была положена «разумная и правильная организация трудового времени», отменял церковные праздники, в результате чего день Рождества превратился в обычный рабочий день. «Непрерывный рабочий год и пятидневная рабочая неделя, — писала «Правда», — не оставляют больше места для религиозных праздников… В этом году впервые рождественские дни являются обычными трудовыми рабочими днями…» [310, 1 ]. Никакие прогулы, никакое ослабление работы «на фронте социалистического строительства» в рождественские дни теперь не допускались. 25 декабря 1929 года стало днём первого Рождества в условиях «непрерывки». И хотя, как писалось, «попы развернули широкую агитацию за празднование “рождества христова”», «повсюду отмечается выход на производство рабочих» [344, 1 ].

Вместе с Рождеством отменялась и ёлка, уже прочно сросшаяся с ним. Ёлка, против которой когда-то выступала Православная церковь, теперь стала называться «поповским» обычаем. В борьбу за отмену ёлки включились печатные издания и советские активисты. Центральные газеты обличали партийное и комсомольское руководство городов и сёл, в которых продавались и устраивались ёлки; писатели ополчились на ёлку как на «старорежимный» религиозный обычай; детские журналы осуждали и высмеивали детей, мечтающих о ёлке: «Религиозность ребят начинается именно с ёлки… Ребёнок отравляется религиозным ядом…»; «Долой ёлку и связанный с нею хлам» [11, 13, 22 ].

На одном из «антиёлочных» плакатов изображён «сектант», стоящий на «священных книгах» и держащий в руках крест, который он использует как удилище. Леска заканчивается крючком, скрытым в рождественской ёлке, на которую зачарованно смотрит мальчуган, протягивая к ней руки, в то время как коварный «сектант» думает:

Подобного рода плакаты стали обычными для газеты «Пионерская правда» и детских журналов тех лет. Рождеству и празднику ёлки противопоставлялись праздники нового социалистического государства, среди которых первым был 7 ноября — годовщина Октябрьской революции, «установившая на земле новую эру».

В эти критические в судьбе ёлки годы казалось, что ей пришёл конец. Предновогодними вечерами по улицам ходили дежурные и вглядывались в окна квартир: не светятся ли где-нибудь огни ёлок. Э.Г. Герштейн, служившая в начале 1930-х годов в ЦК профсоюза работников просвещения секретарем бюро секции научных работников, вспоминает, как ей дали общественное поручение, состоящее в выслеживании людей, устраивающих ёлки:

Я вспомнила, как ЦК профсоюзов поручил мне под Новый год ходить по квартирам школьных учителей и проверять, нет ли у них ёлки. Я решительно отказалась от такого дикого поручения. Не за это ли меня окрестили плохой общественницей?

В школах, вместо праздников ёлки, в порядке борьбы с Рождеством и ёлкой на Новый год стали проводиться «антирождественские вечера», на которых инсценировались высмеивающие попов и церковь пьески, пелись антирелигиозные сатирические куплеты, вроде «Динь-бом, динь-бом, больше в церковь не пойдём» и декламировались соответствующие теме вечера произведения. И.М. Дьяконов вспоминает, как ему, ленинградскому школьнику, было предложено прочитать на одном из таких вечеров поэму Пушкина «Гавриилиада», отчего он отказался [127, 213-214 ]. Перестали устраивать ёлки и в детских садах:

Вместе со сказкой из практики детского сада изгонялся и праздник новогодней ёлки, которую стали сравнивать с замаскированным методом воспитания детей в духе православия и самодержавия… на эту почву падают семена религии: умышленно распространяется легенда о связи ёлки с рождеством Христа, о его добре и любви к детям.

В 1931 году ленинградский детский журнал «Чиж» напечатал рассказ, в котором руководитель «третьего очага» (как тогда назывались центры детского воспитания) собирает детей и проводит с ними беседу о Рождестве и о ёлке: «Рождество — не наш праздник, — говорил руководитель, — его придумали попы, чтобы легче обманывать тёмный невежественный народ. Устраивать ёлку — тоже вредный обычай. Разве можно срубать молодые деревья? Они должны расти». Когда беседа закончилась, дети написали такую резолюцию: «Мы против рождества. В день рождества мы все придём в очаг и не будем покупать ёлки». Одна из девочек, вернувшись домой, говорит маме: «Нет, мама, я не буду плакать… Мы все вместе решили, что ёлки мы устраивать больше не будем». «Теперь все мы должны бороться против ёлки», — завершается рассказ [447, 4-6 ]. В том же номере «Чижа» помещено стихотворение Александра Введенского «Не позволим!»:

Здесь любопытно характерное для антиёлочной кампании, захватившей и детскую печать, совмещение двух мотивировок отказа от обычая устраивать ёлку: с одной стороны, праздник детской ёлки отвергается как церковный обычай («поповский»), а с другой — проводится мысль о необходимости защитить и сохранить лес. Борьба «с порубкой ёлок» соединилась с антирелигиозной агитацией [162, 31 ]. «Ёлка, интеллигентский обычай, завезённый к нам во время оно из Германии и за который православная церковь уж никак не могла нести ответственности, — вспоминает И.М. Дьяконов, — была также объявлена религиозным предрассудком, разоряющим наши леса» [127, 176 ]. Так в новых условиях в очередной раз на повестку дня в связи с ёлкой был вынесен вопрос защиты лесов. Но вместо того, чтобы создать пригородные плантации по выращиванию ёлок (что на Западе было предпринято ещё в середине XIX века), партийные органы и учреждения советской власти предпочли борьбу с ёлкой, которая приравнивалась к борьбе за сохранность леса как государственного достояния.