Фаина Гримберг - Андрей Николаевич на рандеву, или ниспровержение прототипов

Итак, мы видим, что девичье объединение состоит из „кумовских пар“. Такова и структура деревенских девичьих „артелок“ Поволжья, описанных Н. Кочетовым в романе „Девки“, действие которого происходит в двадцатые годы XX века. Надо отметить, что элементы женского (девичьего) гомоэроса и гомосекса даже в самые суровые периоды официальных запретов оставались почти нормативными. Например, в произведениях ХVII–ХVIII века „Повесть о Фроле Скобееве“ и „Новгородских девушек святочный вечер, сыгранный в Москве свадебным“ (И.Новиков) с подробностями описана святочная девичья „игра“, во время которой девушки опять же разбиваются на пары и каждая пара проводит ночь в отдельной спальне.

Доказательство возможного существования девичьих воинских дружин можно увидеть в болгарской обрядности празднования дня Святого Лазара. Воскрешенный чудесно Лазарь, знакомый нам по Евангелию от Иоанна, здесь явно заместил некое древнее языческое, умирающее и воскресающее божество. В этот день девушки ходят по своему селу разомкнутым хороводом. Предводительница имеет на голове нарядный мужской головной убор. Иногда она вооружена саблей или ружьем. Мужчины в этот день не появлялись на улицах, рискуя (еще в конце XIX — начале XX века) подвергнуться чувствительным побоям, действиям с их половыми органами, унизительным и болезненным, и даже групповому сексуальному насилию. Впрочем, ясно, что само по себе сексуальное насилие, побои, даже убийство не являются здесь самоцелью; это всего лишь ритуальные действия, расправа обрядовая над „другим“ — одно из инициальных действий, знаменующих вхождение девушки в „чету“, „дружину“.

„Прием“ в „корпорацию“ отдельного индивидуума сопровождается болезненными ритуальными, инициальными действиями, в которых отчетливо выражен компонент гомо. Многие подобного рода унизительные и болезненные испытания (или во всяком случае рудименты этих испытаний) можно пронаблюдать и сегодня, наблюдая просто-напросто „прием новичка в компанию“ в самых обычных школах. Впрочем, для нас сейчас интереснее обрядность более архаичная. Таково, например, описанное фольклористами неоднократно „доение коровы“, вошедшее позднее в „святочный игровой цикл“: обнаженного парня ставили на четвереньки и пытались доить (дергать за мужской половой орган). „Испытуемый“ имел право отбиваться, „лягаться“. Участники „игры“ — юноши. Характерно, что „испытуемый“, еще „не принятый“ приравнен как бы к животному. Сексуальные действия в отношении него носят „имитационный“ характер.

Для первичного, начального этапа инициации вообще характерны подобные действия, имитирующие „навыворот“ истинный сексуально-эротический контакт: щипки, толчки, всевозможные „дерганья“ как бы издевательски подменяют собой настоящие ласки; ту же функцию „подмены“ исполняют и насмешки и бранные слова, адресуемые испытуемому вместо „добрых“ слов. Все исследователи единодушно отмечают, что подобные „игры“ и „забавы“ практикуются исключительно в однополых объединениях… Пресловутое „доение коровы“ имело разнообразные варианты: „лисица“, „коза“, „петух“. Главным игровым компонентом всегда оставалось непременное приведение испытуемого в состояние большей или меньшей беспомощности, в состояние, ограничивающее или даже и „регламентирующее“ возможность сопротивления. Вслед за этим неминуемо следовали имитационные, „издевательские“ манипуляции с наружными половыми органами. И конечно, трудно согласиться с исследователями И.А. Морозовым и И.С. Слепцовой, полагающими, что подобные „забавы“ проникли в крестьянский быт из быта… ссыльных поселенцев, „каторжников“. Ведь эти „инициальные игры“ бытуют стабильно по всей Европе…

Осмысление „дружины“ как „единства“ находим в текстах русских сказок, где „богатыри“ — все „братья“, „инициированные“, „рожденные“ единообразно; причем характерно уравнивание собственно „чудесного рождения“ и инициации как таковой. В сказке „По колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре“ девять богатырей, инициированных“ „внешним видом“, рождены чудесно одной матерью. В сказке „Иван Быкович“ три богатыря „на одно лицо“ обязаны своим рождением чудесной рыбе, съеденной царицей, кухаркой и коровой. В сюжете „Баба Яга и Заморышек“ богатыри рождаются из куриных яиц одного гнезда. В этой сказке интересен мотив сказочного юниората, когда младший, принципиально физически слабый выступает носителем „жреческого начала“. Эта же сказка содержит интересный „инициальный“ мотив ритуального убийства „других“, „лиц противоположного пола“: сорок братьев женятся на сорока дочерях Бабы Яги, в брачную ночь происходит любопытное превращение: „… нарядили они молодых жен в свои платья, а сами оделись в женины и легли спать“. Ночью слуги волшебницы убивают „по ошибке“ дочерей ее. Интересно сопоставить эту сказку с известным античным сюжетом о данаидах, где данаиды — „девичья дружина“, „сестры“, вступают в брак с аналогичной мужской дружиной, „братьями“, сыновьями своего дяди Эгипта, с единственной целью расправы над ними в первую брачную ночь. Можно предположить, что подобная ритуальная расправа входила в „инициальный цикл“. Здесь налицо элементы „профанации“ отношений гетеро: взаимное переодевание, как бы некий „размен“ половыми функциями; расправа над брачными партнерами, после которой „дружина“ как бы обретает окончательную свободу.

Интересно, что в русской сказке сюжет выдержан более логично, нежели, например, в известной интерпретации Эсхилом мифа о данаидах, где брачные узы все же настигают их. В русской сказке „братья“ уверяют, что отправились в характерный инициальный „путь“ в поисках невест, причем эти „невесты“ должны представлять собой девичью дружину, инициированную происхождением „от одной матери“ „единым рождением“. Таким же образом и „сыновья Эгипта“ преследуют „дочерей Даная“. Однако после убийства „жен“ братья-богатыри русской сказки возвращаются домой, не помышляя более о женитьбе.

Сюжеты о „богатырском содружестве“, о „мужском доме“, который „обслуживает“ женщина-партнерша, общая партнерша, прекрасно проанализированы В.Я. Проппом в его „Исторических корнях волшебной сказки“. Отметим только, что „в пределах этих групп могут образовываться еще более дробные группы по 2 человека“. То есть опять же — сказочная мужская дружина „охотников“, „богатырей“, „братьев“ членится на пары. „… в мальчике-воине надо развить оппозицию к прежнему дому, к женщинам…“ Отсюда мотив „братьев-разбойников“, имеющих некое „право“ совершать агрессивные ритуальные действия в отношении „женщин рода“. „Самый старший“ в дружине является выборным лицом (в русской традиции элементы „выборности“ правителя сохранялись до XVII века). „Общая партнерша“, „сестрица“ похищена или приходит добровольно. „Необходимости“ в ее появлении, в сущности, нет. Ведь с „хозяйственными обязанностями“ в „мужском доме“ справляются самостоятельно.