Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке

Юного Николая никто не мог упрекнуть в робости. Еще молоко не обсохло на губах у кимборовского барчука, а он уже не боялся выходить с дареным ружьецом на крупную дичь, зарядом дроби в глаз укладывая матерого волка. Гувернер братьев Пржевальских, дядюшка Павел Алексеевич Каретников, сам бывалый охотник, с удовольствием подкручивал ус: мой выученик! Никто в семье не сомневался, что сын ветерана 1812 г. рожден для военной службы, да небось еще и в самом горячем месте. «Вырастет Колька — отошли его служить на Кавказ!» — говорили матери соседи.

Для самого Николки Пржевальского охотничьи утехи также были всего лишь закалкой, единственным достойным способом скоротать время в ожидании той волнующей минуты, когда он под гром пушек и пение полковых труб выйдет на поле брани для блистательных подвигов. Именно такой видел военную службу мальчик, разгоряченный чтением книг: красивой, легкой, полной благородных героев, каждый из которых — рыцарь без страха и упрека.

Последний год учебы в Смоленской мужской гимназии дался старшему сыну вдовы Екатерины Алексеевны Пржевальской особенно тяжело. Шла Крымская война, на далеком юге сражался осажденный Севастополь, а он, полный сил 16-летний дворянин, «протирал штаны» за партой. Но вот он, сладкий миг свободы — экзамены позади, а маменька уже давно обещала определить в службу… Радость изрядно подпортило известие о замирении с союзниками, ну да ладно — вся жизнь впереди, найдется и для него ратное дело. Только бы поскорей в полк… Все лето, пока матушка занималась делами имения, а брат Володя корпел над книгами, готовясь к поступлению в университет, Николай с возросшим пылом предавался любимой охоте. 4 сентября 1855 г. во дворе усадьбы с утра стояла исправленная и запряженная коляска — барыня со старшими сыновьями отправлялась в Москву. Начиналась новая жизнь.

11 сентября 1855 г. Николай Пржевальский поступил унтер-офицером в своднозапасной Рязанский пехотный полк 18-й сводной дивизии. Спустя несколько дней сформированная часть выступила в поход. Трудности ежедневных 30-верстных переходов и неприкрашенная полковая жизнь ошеломили юношу. Привыкший к простой, но сытной и вкусной домашней кухне, «рыцарь без страха и упрека» быстро отощал на щах, цветом похожих на «самые грязные помои». Уездный городок Белев Тульской губернии, где в конце 1855 г. оказался Пржевальский, встретил его невыносимым холодом казенной квартиры и раблезианскими нравами армейского офицерства. Юнкерами и вольноопределяющимися никто не занимался, и томительное ожидание производства в офицеры скрашивали Пржевальскому книги да… сушеные груши «по 10 копеек ассигнациями за фунт». Слегка разочарованный армейской жизнью, но по-прежнему мечтающий о подвигах, Николай во многом оставался ребенком. Пользуясь свободой, царящей в Белевском полку, к которому он оказался приписан, будущий путешественник уходил в лес «на охоту» и часто плакал там в одиночестве. Крестьяне, встречавшие исхудавшего юношу, участливо спрашивали: «За что тебя, молодого такого, в солдаты-то отдали?»

Прелесть военной службы рушилась в глазах Николая, к тому же объявленный поход полка в Финляндию, о котором он так мечтал, был отменен. И все-таки рано обнаружившая себя твердость характера не позволяла ему бросить службу. Став в ноябре 1856 г. прапорщиком, Пржевальский долгих четыре года тянул военную лямку в разных городах Европейской России. Потаскавшись, по его собственному выражению, «в караул и по всевозможным гауптвахтам и на стрельбу со взводом», будущий путешественник понял, что больше так продолжаться не может. Нужно было брать судьбу в собственные руки, чтобы не пропасть окончательно в захолустье, среди сослуживцев, пропивающих небогатое жалованье вместе с последними крохами разума. Выходом из угнетающей действительности в широкий мир приключений виделось поступление в Николаевскую академию Генерального штаба. Прапорщик Полоцкого полка понимал, что пять лет армейской службы ничуть не обогатили его знанием военных наук. Оставшееся до вступительных испытаний время нужно было потратить с пользой, и Пржевальский засел за книги. По шестнадцать часов в сутки продолжались его штудии. В редкие минуты отдыха, которые позволял себе молодой человек, отвлечься помогали походы по живописным окрестностям Кременца на Волыни, где стоял в то время его полк. Железная воля победила: весной 1861 г. Николай Пржевальский одним из первых среди 180 соискателей выдержал экзамены и был принят в число слушателей академии.

В пору учебы молодого офицера все чаще стали занимать мысли о путешествиях. Все склонности натуры Пржевальского — любовь к охоте и лесным ночевкам у костра, интерес к естественным наукам — благоприятствовали такому выбору. Первоначально он загорелся идеей поиска истоков Белого Нила, но по здравом рассуждении нашел, что для поездки в Африку его средств не хватит. Более достижимыми, по его мнению, были просторы азиатской России и в первую очередь — неизведанные дебри Приамурья, только что вошедшего в состав империи. Еще в бытность свою в Кременце Пржевальский подавал начальству рапорт о переводе на Амур, однако единственным следствием этой инициативы стали три дня заключения на гарнизонной гауптвахте. Теперь великая азиатская река подсказала тему первой научной работы слушателя академии — «Военногеографическое обозрение Приамурского края». Дальний Восток все больше притягивал мысли Николая Пржевальского…

В конце марта 1867 г. в Иркутск прибыл «причисленный к Генеральному штабу Полоцкого пехотного полка штабс-капитан Николай Пржевальский». Это был уже не мальчик, болезненной худобой возбуждавший некогда жалость тульских крестьянок. Рослый и статный, симпатичный, хотя и несколько нервный, штабс-капитан обращал на себя внимание прядью белых волос на виске, резко контрастировавшей с черной шевелюрой и смуглым цветом лица. С момента выпуска из Николаевской академии минуло четыре года, наполненных самыми разнообразными событиями. Было хорошее, например, избрание в феврале 1864 г. в члены Русского географического общества и преподавание в новом Варшавском юнкерском училище. Плохого тоже хватало: служба адъютантом у известного тяжелым и капризным характером начальника 7-й пехотной дивизии, безденежье и вежливый отказ руководства географического общества в выделении средств на изучение Средней Азии… Пржевальский мог считать себя бывалым служакой. Не было в его карьере только одного. Офицеру, в юные годы бредившему подвигами на поле боя, так и не пришлось понюхать пороху. Правда, в мае 1863 г. слушатель старшего курса Николаевской академии Пржевальский принял предложение начальства отправиться на подавление Польского восстания, однако сделано это было не ради сражений, а исключительно для досрочного выпуска «с правами второго разряда». В Польше Пржевальский в основном занимался… охотой, для чего возил с собой ружье и собаку.