Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке

29 мая основные силы мятежников были рассеяны русскими войсками у станка (поста) Дубининского. Главная опасность, угрожавшая населению края, миновала, однако в таежных дебрях продолжали бродить многочисленные мелкие шайки хунхузов. Тревогу властей вызывали также вооруженные отряды, созданные «манзами» в своих поселениях на реках Цемухэ и Сучан. Для уничтожения одних и разоружения других в разные концы края отправилось несколько военных отрядов. Одну из команд, которой предстояло совершить поход из станицы Верхне-Романовой к крупному «манзовскому» поселению Пинсау (Пинсоу) на реке Сучан, возглавил штабс-капитан Пржевальский. Это было то дело, о котором путешественник мечтал, томясь над штабными бумагами. О том, как проходил поход, лучше всего узнать от самого Пржевальского. Сохранившиеся в архивах донесения Николая Михайловича на имя М.П. Тихменева дают нам такую возможность [4] 4— Цит. по соч.: Тихменев Н.М. Манзовская война // Военный сборник. 1908. № 7. С. 39–42. .

Итак, дав отряду один день отдыха, Пржевальский «утром 7-го числа выступил из В — Романовой вверх по Дауби и Сучанy. Чуть заметная тропинка вилась сначала по открытой, постепенно суживавшейся долине и, пройдя таким образом верст тридцать пять, вступила, наконец, в дремучую первобытную тайгу. Густые заросли папоротника и различных кустарников, громадные деревья, теснившиеся сплошной непроницаемой стеной и во многих местах до того заграждавшие дорогу, что надо было делать просеку для вьючных лошадей, наконец, частые переправы через извилистую, хотя и неглубокую, но чрезвычайно быструю Дауби — все это сильно затрудняло наше следование. Трудности увеличивались по мере приближения к вершине Сихотэ-Алиня, где, не доходя верст трех до главного перевала, нужно было идти узким каменистым ущельем с крутым подъемом и почти отвесными боками. На самой вершине перевала я нашел 8 шалашей, в которых недавно жило человек 50 китайцев; дня за три до нашего прихода эти китайцы ушли на Сучан и теперь не было здесь ни одного человека. Спуск с хребта к долине Сучанa был несравненно легче, так как тропинка здесь была хорошо протоптана, вероятно, китайцами, возившими продовольствие. 11 июня вечером я был уже в Пинсау, сделав в течение пяти дней, т. е. со дня выступления из Романовой до прихода на Сучан, 130 верст. Притом один из этих пяти дней был употреблен на розыски около одной подозрительной фанзы (в верховьях Дауби), которую я велел сжечь. Придя в Пинсау, я нашел там около 150 человек манзовской милиции [5] 5 — Здесь — ополчение. как с Сучанa, так и с рек Пхусун, Та-ухэ, Суду-хэ. Впрочем, это были уже только остатки той милиции, которая разошлась по домам за несколько дней перед моим приходом и цифра которой простиралась, по уверениям здешнего старшины, до 800 человек. Замечательно, что в этой милиции было 300 человек маньчжуров из Хунь-Чуна и других частей Маньчжурии, ловивших капусту в море и вышедших на берег с ружьями при известии о хунхузах, с неделю тому назад все эти маньчжуры ушли обратно в море.

Первым моим делом по прибытии в Пинсау было обезоружение китайской милиции, которой я велел разойтись по домам. Отобранные ружья возьму с собой и доставлю в Находку. Трех предводителей манзовской милиции с pp. Пхусун, Та-ухэ и Суду-хэ, а равно и старшину в Пинсау я арестовал за то, что они, вопреки приказаний лейтенанта Старицкого, казнили трех пойманных хунхузов и в том числе одного атамана. Мне кажется, что это они сделали для того, чтобы пленные хунхузы при допросе не показали чего-нибудь предосудительного о Сучанских манзах, как то уже сделал один из таких пленных в Находке. Краткий, наскоро мною сделанный допрос пинсаускому старшине я прилагаю при сем рапорте. Сегодня, т. е. 13-го утром, ко мне присоединился отряд Шелихе, который пришел из Лоренцовой по рекам Май-хэ и Циму-хэ. На всех этих реках, так недавно густонаселенных, отряд наш не встретил ни одной души человеческой, ни одной целой фанзы; все было разграблено, сожжено и уничтожено хунхузами.

О хунхузах здесь ничего не слышно, поэтому завтра я выступаю из Пинсау и 15-го числа буду в деревне Хуани-хезе (на правом берегу Сучана, на против наших поселений), где расположусь в ожидании дальнейших распоряжений. Отряд лейтенанта Векмана (Каблукова) еще не присоединился ко мне, и я ничего о нем не знаю».

Во втором донесении, написанном через десять дней после первого, Пржевальский, сообщая о соединении его команды с прибывшим отрядом поручика артиллерии H.H. Каблукова, продолжает свой доклад: «14 июня в три часа пополудни я выступил из Пинсау и 15-го утром прибыл в деревню Хуани-хезу. Отобранные от манзовской милиции 83 ружья, 2 пушки, около 1 пуда пороху и свинцу я привез с собой, а также привел арестованными трех предводителей манзовской милиции с рек Пхусун, Та-ухэ и Суду-хэ, старшину Лигуя и трех его помощников.

Ружья почти все принадлежали тазам [6] 6 — Тазы — народность Приморья. , и я их возвратил по приказанию адмирала Фуругельма, пушки отправлены во Владивосток, а также вследствие его личного приказания освободил из-под ареста старшину Лигуя, трех его помощников и трех предводителей манзовской милиции.

Придя в дер. Хуани-хезу, я пробыл там в ожидании дальнейших распоряжений, до 20 июня. Затем, вследствие предписания адмирала Фуругельма, оставив в п. Находка под начальством Садовникова 120 человек, горное орудие с зарядными ящиками отправил на пароходе «Америка» (во Владивосток). Поручику Каблукову предписал пройти от Сучанa берегом через реку Таудеми, бывший пост Стрелок в устье Цимухэ во Владивосток. По этой дороге еще не проходил ни один русский отряд, и я в инструкции Каблукову предписал ему сжечь все фанзы, устроенные для промывки золота, и арестовать тех хозяев, у которых будет найден этот металл.

Лейтенант Векман принял от лейтенанта Старицкого железный баркас, стоявший в п. Находка, и на нем отправился во Владивосток.

За время следования по Дауби и Сучанy я продовольствовал отряд реквизицией, согласно вашему приказанию, но потом получил личное приказание от адмирала уплачивать за все забираемое.

Одновременное прибытие с трех разных пунктов наших отрядов, обезоружение милиции, арест ее предводителей и главного старшины с помощниками — все это произвело самое сильное и для нас самое благоприятное впечатление на жителей Сучанской долины. Они в первый раз увидели перед собой силу, готовую раздавить их при малейшем сопротивлении, и с совершенной покорностью, могу даже сказать, с раболепством, встречали наши отряды. Безмолвно, как осужденные, стояли обезоруженные отряды милиции в то время, когда я их собрал для того, чтобы объяснить, хотя в общих чертах, те отношения, в которых они должны находиться к русским. Ни одного возражения, ни одной противоречивой фразы не слыхал я в течение часа, проговоренного нами с манзами. И нет сомнения, что теперь самое благоприятное время для того, чтобы произвести коренную реформу в существовавших до сих пор отношениях манз к русским, дать более правильную организацию и тем навсегда предотвратить кровавое явление, совершившееся здесь в последнее время».