Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке

Территории Приамурья и Уссурийского края в середине XIX в. представляли собой дикую первозданную глушь. Распространение власти Петербурга значительно опережало колонизационные возможности государства и ставило перед правительством задачи, достойные Геркулеса. Денег и людей никогда не хватало, а расстояние, отделявшее столицу империи от ее крайних восточных границ, в условиях полного бездорожья делало Приамурье фактически другой планетой. К тому же, несмотря на героические усилия первопроходцев и путешественников прошлого, о географии тихоокеанских окраин было известно до обидного мало. Несколько по-другому обстояло дело в сопредельной Маньчжурии — Северо-Восточном Китае. Вплоть до конца XIX в. эти районы рассматривались правящей маньчжурской династией Цин как особая «родовая вотчина». Проникновение китайцев (хань) на территорию Маньчжурии было ограничено императорскими указами, формально действовавшими вплоть до 1878 г. Несмотря на препятствия со стороны правительства, стихийное заселение Маньчжурии непрерывно продолжалось на протяжении двух столетий. В начале 1870-х гг. в трех провинциях Северо-Восточного Китая, собственно и составлявших Маньчжурию, проживало 11 миллионов китайцев, 1 миллион маньчжуров и 30 тысяч дауров и соло нов, занимавших степные территории на границе Монголии. Численность малых народностей Амура — нанайцев, орочонов и других — составляла в крае примерно 10 тысяч человек.

Таким образом, численность ханьского населения Маньчжурии накануне ее окончательного «открытия» для китайцев в десять раз превышала численность представителей всех прочих народов, вместе взятых. Основная часть китайцев (9 миллионов) проживала в провинции Фэнтянь (современный Ляонин) — самой южной маньчжурской провинции, непосредственно граничившей с областями исторического Китая. Такая неравномерность, помимо противодействия властей, объяснялась отсутствием путей сообщения и малой освоенностью территории двух других маньчжурских провинций — Гирина (современный Цзилинь) и Хэйлунцзяна, иногда именовавшегося в русских источниках «Амурской губернией Китайской империи».

Значительную, если не основную, часть китайского населения Маньчжурии составляли деклассированные элементы — ссыльные, беглые преступники, дезертиры и авантюристы. Доля подобных элементов возрастала по мере продвижения в глубь страны. Для людей, вступивших в противоречие с законом, пустынные территории Маньчжурии, перерезанные горными хребтами и покрытые густым ковром девственных лесов, представляли собой идеальную среду обитания. Природные богатства этих земель — золото, пушнина, драгоценный корень женьшеня — открывали путь к вольному обогащению. Китайские промышленники шли туда, где видели поживу, — никакие пограничные столбы не в силах были их остановить. Там, где есть богатство, неизбежно появляются «джентльмены удачи», готовые на него посягнуть. Так появились хунхузы, а поскольку их потенциальные жертвы обретались по обе стороны границы, о китайских разбойниках вскоре не понаслышке узнал российский Дальний Восток. Жертвами злодейских нападений становились не только соплеменники хунхузов, но и русские, корейцы, малочисленные туземные народы. Россия приобрела Приамурье и Приморье на законных основаниях, и, хотя эти регионы не знали колониальных войн, хунхузы в избытке обеспечивали работой русские армейские гарнизоны, казаков и даже флот. Более полувека китайские разбойники были головной болью нашей дальневосточной администрации. Революционные потрясения начала XX в. на несколько лет сделали бандитов — кстати, не только китайских — полновластными хозяевами приморской и маньчжурской глубинки. Жесткий тоталитарный режим Советского Союза сумел справиться с этим бедствием к началу 1930-х гг. — в Маньчжурии это произошло значительно позже…

История «хунхузиады» изобилует яркими драматическими эпизодами, о некоторых из них рассказано в этой книге. Двадцать очерков, объединенных общей темой, охватывают период с 1860-х до начала 1930-х гг.

В последних числах ноября 1897 г. жители поселка Медвежье, лежащего близ станции Вяземская Уссурийской железной дороги, были охвачены паникой. Все местное население, состоявшее из путейцев и немногочисленных казаков-переселенцев, пришло в лихорадочное движение. Женщины вязали в узлы небогатое добро. Мужики извлекали на свет божий давно забытое оружие. Что же встревожило жителей «медвежьего угла», затерянных в дебрях уссурийской тайги и привыкших изо дня в день топить скуку однообразного существования в стакане сорокоградусной? Ответом было одно слово, поминутно слышавшееся в разных концах поселка: «хунхузы». Хунхузы! Страшные китайские разбойники, ненасытные грабители и безжалостные убийцы, покинули свои традиционные «угодья» в Южном Приморье и, разгромив разъезд Гедике, движутся в направлении Вяземской. Жителям беззащитного поселка было от чего прийти в ужас.

Мучительное ожидание беды продолжалось пару дней, пока телеграф не принес утешительную новость. «Разбойничья орда» оказалась артелью китайских железнодорожных рабочих, покинувших свой табор для расправы с мошенником-подрядчиком. Несмотря на благополучное разрешение, инцидент с мнимыми хунхузами оставил в памяти жителей глубокий след. Иначе и быть не могло: к концу XIX в. хунхузы стали частью тяжелой реальности, в которой приходилось жить всем насельникам русского Дальнего Востока и сопредельной Маньчжурии, независимо от национальности, подданства и уровня достатка…

За последние сто с лишним лет в отечественной литературе, художественной и научной, хунхузам уделялось немалое внимание. Так или иначе, этой темы касались Н.М. Пржевальский иН.Г. Гарин (Михайловский), A.A. Фадеев и К.С. Бадигин. Даже в современной России о хунхузах знает каждый, кому хотя бы раз доводилось обращаться к увлекательным книгам В.К. Арсеньева. Так кто же такие хунхузы?

Слово «хунхуз» представляет собой искаженное китайское хун хуцзы и в буквальном переводе на русский означает «красная борода» или «краснобородый». Под «красным» в данном случае подразумевается цвет рыжих человеческих волос. С первых лет своего знакомства с китайскими разбойниками русские не переставали удивляться необычности этого прозвища. Действительно, трудно представить себе что-либо менее соответствующее облику китайца, чем рыжая борода. Писатель И.П. Ювачев, бывший свидетелем операции против хунхузов на реке Уссури в 1896 г., с удивлением замечал: «Это название имело бы понятный смысл на Кавказе, где некоторые разбойничьи племена красят свои бороды в красный цвет. Они тоже в своем роде хунхузы для станиц кавказских казаков».