Огюстен Кальме - Трактат о Явлениях Ангелов, Демонов и Духов

Мне не раз рассказывали, что одному монаху Бернардинского ордена прислуживал домовой дух, — когда монах отлучался куда-нибудь, домовой приводил в порядок все находящееся в комнате и сберегал все в надлежащем виде. К нему наконец так привыкли, что по известным признакам безошибочно узнавали, когда он приходил. Рассказывают также, что одного монаха извещал не только обо всем том, что происходило в монастыре, но и о том, что совершалось вне монастыря. Однажды дух троекратно давал ему знать, что такие-то монахи подняли между собой ссору и уже готовы вступить в драку, монах поспешил отправиться к ним и насилу отклонил их от позорного дела.

Подобное нечто было и с одним из воспитанников Парижской Семинарии. Мне несколько раз рассказывали такое происшествие: в Париже с одним молодым воспитанником Семинарии постоянно жил дух, который исполнял для него служительские обязанности, разговаривал с ним, держал в порядке его комнату и платье. Однажды начальник Семинарии, проходя мимо комнаты этого воспитанника, услышал, что воспитанник с кем-то разговаривает; начальник входит к нему и спрашивает, с кем он разговаривает; воспитанник отвечал, что у него никого нет и у него действительно никого не было. Но так как начальник заметил, что он сам слышал разговор, воспитанник вынужден был сознаться, в чем дело, и рассказал ему, что с ним уже несколько лет живет домовой дух, который служит для него вместо прислуги, и что этот дух предсказывал ему, что он будет занимать важные доходные места по духовному ведомству. Начальник потребовал, чтобы воспитанник представил какие-нибудь доказательства своих слов; семинарист приказал духу принести стул для начальника, и приказание тотчас было исполнено. Дело было доведено до сведения архиепископа; архиепископ счел нужным не разглашать дело. А воспитанник был исключен. Бодин рассказывает [201]об одном человеке, которого он знал лично и который был еще жив в то время, когда он писал о нем, — это было в 1580 г., — рассказывает, что с этим человеком с 57-го года его жизни жил также постоянно домовой дух, давал ему добрые советы, внушал ему искоренять в себе пороки, какие в нем были, помогал ему в разрешении трудностей, какие встречал он при чтении Св. Писания и вообще помогал ему добрыми советами в разных обстоятельствах жизни. В три или четыре часа утром дух обыкновенно стучал в дверь его комнаты для того, чтобы таким образом разбудить его. Если он хотел делать что-нибудь доброе, полезное, дух шептал ему на правое ухо; если же предпринимал он что-нибудь недоброе, опасное, — дух шептал ему на левое ухо; так что с ним не случалось ничего такого, о чем бы он заблаговременно не был предуведомлен своим духом. Иногда он слышал голос духа. А однажды, когда он находился в одной крайней опасности (сам не зная этого), дух явился к нему в виде дитяти необыкновенной красоты и таким образом спас его от несчастия.

Вильгельм, епископ Парижский, говорит [202], что он знал одного шутника, у которого жил дух тоже шутливого характера, — дух шутил с ним, мешал ему напр. спать, т. е. когда тот ложился в постель, он бросал что-нибудь в стену, стащит с кровати или одеяло или его самого.

Я слышал от одного очень серьезного человека такое происшествие, случившееся с ним самим однажды в жаркий день, когда он был в поле: «Вдруг с меня стащило что-то плащ и сапоги и сорвало шляпу, я проснулся и услышал громкий хохот и голос одной уже умершей, хорошо известной мне особы, которая, казалось, радовалась сделанной со мною шутке».

Все приведенные нами рассказы о домовых переданы нами, с немногими прибавлениями и сокращениями, так, как изложены они у Кальмета. Некоторые из этих рассказов отвергнуты самим автором, другие оставлены автором без всякой критической оценки их. На некоторые из этих рассказов мы сделаем краткие замечания, не считая нужным делать замечаний обширных потому, что самые рассказы не заслуживают этого.

У вольноотпущенного Марка и одного мальчика острижены волосы какими-то неизвестными людьми, которых они видели во сне. Плиний, расположенный к суеверию, думает, что волосы домовой остриг. Но из того, что оставшиеся без волос видели во сне каких-то людей, вовсе не следует, что это были домовые; скорее предположить, что это проделка недовольных на Марка или шалунов, а не домовых, созданных Плинием, который принимал на веру подобные рассказы без критической оценки. О. Вальдинг заимствовал из какой-то непечатанной рукописи и передал Кальмету рассказ о преступных связях Луппы с демоном, который научил ее бесчеловечно обращаться с слугами. Но мы уже в предыдущей главе объяснили, что нежное сообщение людей с злыми духами вещь немыслимая. Да разве человек не мог быть в преступных связях с Луппой, и разве не мог советовать ей бесчеловечно бить слуг? Представленные О. Вальдингом основания слишком недостаточны для того, будто у Луппы жил домовой в качестве прислуги. Также нелепо и предположение Иовия, будто у Агриппы жил домовой в виде собаки, которая бросилась в реку, когда узнала, что Агриппа умер. Разве обыкновенная собака не может броситься в воду и погибнуть? Из рассказа графа Деспильера скорее, чем домовому, нужно приписать хозяину проделки над солдатом и испуг графа, который, испугавшись, насилу отыскал пистолет. — По тому самому, что не домовой, а хозяин мог быть недоволен тем, что к нему на квартиру назначили солдата. Рассказы о домовом — Саксонском поваре, слуге семинариста и Бернардинского монаха, о домовом Бодина и Лапландских домовых, а также проделки домового, описанные в письме к Калмету почтенным священником из Италии, — чистейший вздор, придуманный самими авторами. Часто самые обыкновенные явления были признаваемы за действия домовых и передаваемы были другим в преувеличенном виде с дополнениями, чтобы рассказ был принят за несомненно достоверный. Каждый передавал рассказ с новыми прикрасами так, что в новых редакциях терялась и самая тень рассказа истинного факта. Домовой Бодина замечателен по своему уму и добродетели, чего нельзя предполагать в домовом. Непонятно, почему Гильдесгеймский епископ, Бернардинский монах и особенно почтенный Итальянский священник не предали проклятию домовых посредством заклинательных молитв, которыми они изгоняли нечистых духов из людей, как они хвалятся, и которыми наполнены их ритуалы. Ле Лойэр передает столько нелепостей о чудесах колдунов и ведьм, что они подрывают доверие и к другим его рассказам. Некоторые рассказы переданы устно Калмету, который принимал их на веру, из уважения к тем авторитетам, которыми переданы эти рассказы. Как не поверить почтенному священнику из Италии, или рассказу о домовом — слуге семинариста, когда здесь участвовал авторитет ректора и архиепископа, и когда об этом часто и так многие рассказывали. К числу недостатков Калмета в этом отношении относится и то, что рассказы о домовых он считает истинными, тогда как в следующей главе рассказы о привидениях, очень сходные по содержанию с рассказами о домовых, совершенно отвергает. Рассказы о домовых, являвшихся в рудокопнях, Калмет сам считает ложными.