Альбер Камю - Творчество и свобода: Статьи, эссе, записные книжки

Они желают народу добра, но не любят народ. Они не любят никого, даже себя.

Октябрь 49-го г.

Роман. «Каким-то потаенным уголком своей души он любил их. Он любил их по-настоящему, но был так далек от них, что слово „любовь“ приобретало новый смысл».

«Он желал двух вещей, первой из которых было абсолютное обладание. Второй — абсолютная власть воспоминания, которое он хотел бы оставить в ее душе. Люди слишком хорошо знают, что любовь смертна, и изо всех сил стараются оставить о своей любви наилучшее воспоминание. Он хотел, чтобы она запомнила его великим человеком; тогда, думал он, любовь их в конце концов тоже станет великой. Но теперь он знал, что он — не великий человек, что однажды, рано или поздно, она поймет это и на смену абсолютной власти воспоминаний придет абсолютная власть смерти. Победить, победить наверняка можно было бы, только признав, что любовь может быть великой, даже если любовник таковым не является. Но к такому страшному смирению он еще не был готов».

«Память ему раскаленным железом жгло воспоминание о ее лице, истерзанном болью… Именно в эту пору он постепенно утратил уважение к себе, поддерживавшее его прежде… Она была права: он недостоин любви».

«Любовь может презреть цепи, крепостные стены толщиной в несколько метров и проч. Но стоит только подчинить крошечную часть души долгу, и настоящая любовь становится невозможной».

«Он рисовал себе одинокое будущее, полное страданий. И эти картины доставляли ему мучительное наслаждение. Ведь страдание казалось ему благородным и гармоническим. То есть, по сути, он рисовал себе будущее без страданий. Меж тем, когда боль настигала его, это была уже не жизнь».

«Он говорил ей, что мужская любовь — это воля, а не благодать и что ему нужно победить самого себя. Она клялась ему, что любовь совсем не такая».

«Он утратил все, даже одиночество».

«Он кричал ей, что для него это смерть, но его слова не трогали ее. Ибо в своей беспредельной требовательности она полагала, что раз он не устоял, то должен умереть».

«Все нуждается в прощении, и прежде всего сам факт существования. Существование в конце концов всегда оказывается дурным поступком».

«В тот день он ее и потерял. На первый взгляд беда стряслась позже. Но он знал, что все произошло в тот день. Чтобы удержать ее, ему следовало устоять. Требовательность ее была так велика, что он не смел ошибиться, не смел дрогнуть. Любому другому она бы это простила, прощала и готова была прощать в будущем. Но не ему. Таковы преимущества любви».

«У любви есть своя честь. Стоит потерять ее — и любви приходит конец».

«Пока я не полюбил, я был ничтожен именно потому, что подчас очень хотел считать себя великим» (Стендаль. «О любви»).

Тонкий ум и посредственное сердце. Или, говоря иначе: добродетели от ума, а не от сердца. Ему нравилось в ней все внешнее: романический характер, склонность к игре и комедии.

Отчаяние охватывает, когда не знаешь, почему ты вступаешь в борьбу и стоит ли вообще в нее вступать.

Воспоминание на улицах Парижа: костры в бразильской деревне и дурманящий запах кофе и пряностей. Жестокие и печальные вечера, спускающиеся в такую пору на эту бескрайнюю землю.

Бунт. Абсурд предполагает отсутствие выбора. Жить — значит выбирать. Выбирать — значит убивать. Отрицание абсурда — убийство.

Гийу. Несчастье художника в том, что он живет и не совсем в монастыре, и не совсем в миру — причем его мучат соблазны и той и другой жизни.

Самая главная проблема сейчас — возмездие.

Кто сможет выразить отчаяние человека, который взял сторону твари против творца, однако, утратив сознание собственной невинности и невинности окружающих, считает виновными не только творца, но и тварей, не исключая себя самого.

Монро [528] Монро, Жюль (1908—?) — французский социолог и писатель. : «О плодовитости создателя идей (речь идет о Гегеле) свидетельствует множественность возможных переводов (толкований) ».

Разумеется, нет. Это верно по отношению к художнику и совершенно неверно по отношению к мыслителю.

Роман. Приговоренный к смерти. Но ему передают цианистый калий… И вот, один в своей камере, он разражается смехом. Его переполняет огромная радость. Глухая стена, стоявшая перед ним, исчезла. В его распоряжении целая ночь. У него есть свобода выбора… Сказать себе: «Ну», а после: «Нет, еще минуту» — и наслаждаться этой минутой… Какой реванш! Какой ответ!

За неимением любви можно попытаться обзавестись честью. Безрадостная честь.

Ф.: Безумец тот, кто что-то строит на любви, безумец тот, кто что-то ломает ради любви.

Бог завидовал нашей боли — вот почему он низошел на землю, чтобы умереть на кресте. Этот странный взгляд, еще не его взгляд.

Конец октября 49-го г. Ухудшение.

Больной должен содержать себя в чистоте, чтобы о нем забыли, чтобы ему простили. Да и то, даже чистота его несносна. Она подозрительна — как те огромные орденские ленточки, что торчат в петлицах жуликов.

Я так долго был уверен в своем выздоровлении, что это новое обострение должно было бы подействовать на меня удручающе. Оно в самом деле удручает меня. Но, поскольку позади — непрерывная цепь удручающих событий, мне почти смешно. В конце концов, теперь я свободен. Безумие — тоже освобождение.

«Такой чувствительный, что он мог бы коснуться боли своими руками» (Эми Лоуэлл — о Китсе [529] Эми Лоуэлл — о Китсе — имеется в виду книга «Джон Китс» (1924) американской писательницы Эми Лоуэлл (1874–1925). ).

А вот из Китса: «Нет большего греха, чем считать себя большим писателем. Впрочем, это преступление влечет за собою суровое наказание».

«Ступай в монастырь, Офелия!» Да, ибо единственный способ овладеть ею — устроить так, чтобы ею не смог овладеть никто. Кроме Бога, с чьим соперничеством легко смириться: ведь он не посягает на тело.

Если душа существует, неверно было бы думать, что она дается нам уже сотворенной. Она творится на земле, в течение всей жизни. Сама жизнь — не что иное, как эти долгие и мучительные роды. Когда сотворение души, которым человек обязан себе и страданию, завершается, приходит смерть.

«Я счастлив, что в земной жизни существует такая вещь, как могила» (Китс).

Честертон. Справедливость — тайна, но не иллюзия.

О Браунинге: средний человек — такой, какой меня занимает.

Клейст дважды сжигал свои рукописи… Пьеро делла Франческа к концу жизни ослеп… Ибсен в старости утратил память и заново учил алфавит… Не падать духом! Не падать духом!