Александр Хроленко - Основы лингвокультурологии

Полагают, что основной единицей ментальности является концепт данной культуры, реализуемый в границах словесного знака в частности и языка в целом и предстающий в содержательных формах как образ, как понятие и как символ (Никитина 1999]. Разрабатывается также идея профиля картины мира, или «картинок мира» [Шведова 1999: 5]. Например, фольклорная культурно-языковая картина мира в пределах различных народно-поэтических жанров может представать в виде «картинок мира» при одной культурной модели.

Выясняется, что, казалось бы, сугубо теоретичекое понятие «образ мира» должно учитываться в процессе подготовки специалистов различного профиля, для которых важна проблема «построения профессиональной судьбы». (См. учебное пособие «Образ мира в разнотипных профессиях» [Климов 1995].)

Подводя итоги достижений лингвистики XX столетия, к числу проблем, пока еще не получивших полного разрешения, наряду с проблемой языка и мышления относят и близкую к ней проблему национальной картины мира [Алпатов 1995: 18].

1. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж, 1996.

2. Баксанский О.Е., Кучер Е. Н. Современный когнитивный подход к категории «образ мира» // Вопросы философии. 2002. № 8. С. 52–69.

3. Попова З.Д., Стернин И. А. Язык и национальная картина мира. Воронеж, 2002.

4. Радченко О. А. Понятие языковой картины мира в немецкой философии языка XX века // ВЯ. 2002. № 6. С. 140–160.

5. Урысон ЕВ. Языковая картина мира VS Обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // ВЯ. 1998; № 3. С. 3—21.

6. Шмелёв А.Д. Русская языковая модель мира: Материалы к словарю. М., 2002.

Ментальность отражается в языке на уровне лексики (ключевых слов) и на уровне грамматики (категории и структуры).

Современные авторы пытаются рассматривать семантику отдельных слов сквозь призму ментальности. В поле их зрения находятся такие лексемы, как авось, заодно, успеется, поутру , противопоставление «высокого» и «низкого» ( правда/истина, добро/ благо, долг/обязанность, радость/удовольствие), «иррационального» и «безотчетного» ( успеется, угораздило, да ну). По их мнению, силу и глубину чувств носитель русского языка реализует в «душевности» (душа, сердце, жалость – эти слова отличаются повышенной частотностью в русском языке по сравнению с другими языками). Русский язык специфическими лексемами выражает готовность обойтись без церемоний в человеческих отношениях (видно, небось и частица – ка) [Зализняк и др. 1995].

В публикации с красноречивым названием «“Русская ментальность” в зеркале лексических данных» автор показывает, как фундаментальные черты русского национального характера (тенденция к крайностям, эмоциональность, ощущение непредсказуемости жизни и недостаточность логического и рационального подхода к ней, тенденция к «морализаторству», «практический идеализм», т. е. предпочтение «горнего» «дольнему», тенденция к пассивности или даже к фатализму, ощущение неподконтрольности жизни человеческим усилиям, нелюбовь к дисциплине, склонность к отрыву теории от практики) ярко отражаются в нескольких лексических сферах;

1) слова, соответствующие определенным аспектам универсальных философских концептов ( правда/истина, долг/обязанность, свобода/воля, добро/благо );

2) слова, соответствующие понятиям, существующим и в других культурах, но особенно значимым именно для русской культуры и русского сознания (судьба, душа, жалость );

3) слова, соответствующие уникальным русским понятиям ( тоска, удаль и др.);

4) слова, отражающие специфику русского представления о пространстве и времени (пространственные и временные наречия и предлога: утром, наутро, под утро, с утра, поутру и др.);

5) слова, определенным образом концептуализирующие события, случившиеся в жизни субъекта, или его планы на будущее ( собираюсь, постараюсь, успеется, сложилось, угораздило и др.);

6) модальные слова, частицы, междометия, выражающие не просто внутреннее состояние говорящего в момент речи, а его более или менее постоянную жизненную установку (авось, небось, заодно, видно, же, как будто, угу, – то, – ка и др.) [Шмелёв 1995].

Ключевыми словами русской ментальности считают слова душа, судьба, тоска. Они практически непереводимы на другие языки. 4…Тоска – это то, что испытывает человек, который чего-то хочет, но не знает точно, чего именно, и знает только, что это недостижимо. А когда объект тоски может быть установлен, это обычно что-то утерянное и сохранившееся лишь в смутных воспоминаниях; ср.: тоска по родине; тоска по ушедшим годам молодости… » [Булыгина, Шмелев 1997:490). Великий поэт XX в. Райнер Мария Рильке (1875–1926), изучавший русский язык, в одном из писем по-русски писал, что ни в одном из известных ему европейских языков нет эквивалента русскому слову тост , называвшему глубокое чувство, свойственное русскому народу. Из «тоски», пишет Рильке, народились величайшие художники, богатыри и чудотворцы русской земли. Это чувство и слово по масштабу соответствует глубине народа, которому принадлежат (Рильке 1971:175].

Ключевым словом русской ментальности является слово подвиг, обратившее на себя внимание русского художника и мыслителя Н.К. Рериха. «Героизм, возвещаемый трубными звуками, не в состоянии передать бессмертную, всезавершающую мысль, вложенную в русское слово «подвиг». «Героический поступок» – это не совсем то; «доблесть» – его не исчерпывает; «самоотречение» – опять-таки не то; «усовершенствование» – имеет совсем другое значение, потому что подразумевает некоторое завершение, между тем как «подвиг» безграничен… Подвиг создаёт и накопляет добро, делает жизнь лучше, развивает гуманность. Неудивительно, что русский народ создал эту светлую, эту возвышенную концепцию. Человек подвига берёт на себя такую ношу и несёт её добровольно. В этой готовности нет и тени эгоизма, есть только любовь к своему ближнему, ради которого герой сражается на всех тернистых путях» [Рерих 1987: 65].

Акад. Д.С. Лихачёв в «Заметках о русском» приводит в качестве примера непереводимые русские слова воля, удаль, тоска. Поскольку русская культура считала волю и простор величайшим эстетическим благом для человека, они не могли не отразиться в языке. «…Воля вольная – это свобода, соединенная с простором, с ничем не прегражденным пространством. А понятие тоски, напротив, соединено с понятием тесноты, лишением человека пространства». Вспомним, как Л. Толстой устами Феди Протасова («Живой труп») охарактеризовал цыганскую песню: «Это степь, это десятый век, это не свобода, а воля». Если свобода соответствует европейским представлениям, связана с нормой, законностью, правопорядком, то воля понятие предельно русское. Воля не знает никаких пределов и границ, а потому в европейском понимании свободы мало конструктивна.