Алла Черных - Мир современных медиа

Представление об исчезновении (сжатии) пространства и времени базируется на преувеличении возможностей новых электронных медиа осуществить давнюю мечту человечества об объединении мира.

Миф о глобальной культурной гомогенизации связан с идеей Маршала Маклюэна о глобальной «деревне», дополненной постмодернистской интерпретаций «сплетенности» мира, т. е. об усилении культурного и экономического единообразия. В основе этих представлений лежит реальный процесс конгломерации как транснациональной организации культурного производства, обеспечивающей экспорт и импорт медиа-артефактов. Все это приводит к созданию мета-культуры, в рамках которой возникает коллективная индентичность, базирующаяся на разделяемых образцах потребления на основе формирования индивидуального выбора путем подражания или манипулирования.

В призыве «Спасти планету Земля» объединились, по мнению М. Фергюсон, идущая от Античности вера в тесную связь человека (микрокосма) и природы (макрокосма) с современными идеями экологического активизма.

Идея «Демократия на экспорт через американское телевидение» является, по мнению Фергюсон, обновленной версией представления о возможностях масс-медиа воздействовать на общественное мнение – прежде всего в политических целях, т. е. о прямых медиа-эффектах, характерных для начального периода развития массовых СМИ. Эта идея всплыла вновь в исследовании глобализации медийной сферы, проведенном Министерством торговли США, целью которого было выявить возможность усиления конкурентноспособности американских компаний для обеспечения их доминирования в этой сфере [Obuchowski J., 1990]. Фактически в итоговом документе речь шла о формировании политико-культурной повестки дня для всего мира. В основе исследования лежала предпосылка об эффективности американской кинопродукции и телевизионных программ как экспортеров американских ценностей и демократических идеалов в условиях, когда глобальные медиа играют все более значительную роль в продвижении свободы слова и требованиях демократических реформ в международном масштабе. (Эта точка зрения получает подтверждение всякий раз, когда политические лидеры всего мира и национальные медиа-корпорации буквально цитируют cnn, выступающее как lingua franca [11]современности.)

Из подобного сочетания политики и экономики возник функциональный набор идей, которым руководствуется как американское телевизионное и кинопроизводство, так и американский истеблишмент. Это прежде всего взгляд на информационные продукты как средство политического просвещения и формирования соответствующих убеждений (в частности, отказ от коллективизма во имя демократии), в противоположность потенциалу культурного переопределения (dislocation), предполагающего представленность различных позиций без выделения доминирующей.

Миф о новом мировом порядке [12]является самым поздним добавлением к мифологии глобализации, появление которого, по мнению М. Фергюсон, демонстрирует возникновение новых мифов на основе возрождение старых и забытых, но адаптированных к изменившимся условиям. Впервые призыв к НМП в его современном виде прозвучал из уст американского президента Джорджа Буша-старшего во время войны в Заливе в самом общем виде, за которым стоял целый комплект довольно смутных идей. Его неопределенность была связана с неразличенностью двух представлений – мировым порядком (world order) как созданием (внесением) порядка в мире (order in the world) и упорядочиванием мира (ordering of the world) в соответствии с определенным набором идеологических предпосылок и экономических практик. И эта двусмысленность сохраняется до сих пор, несмотря на постоянно идущий пересмотр самого мифа.

Однако само американское происхождение мифа, хотя и носящего глобальный характер, изначально определяло его суть как ожидание «нового Иерусалима» мировой политической власти, должной возникнуть в результате уничтожения коммунизма и триумфа капитализма. До того как этот мираж сгустился, «новый» НМП стал разворачиваться с драматической быстротой: августовский (1991 г.) путч в Москве и последовавший за ним быстрый развал Советского Союза ознаменовали его начало. Провозвестником этого мифа стала идея «конца истории» Фрэнсиса Фукуямы [Fukujama F., 1989], согласно которому западная либеральная демократия прошла полный круг развития и вернулась к началу – не к «концу идеологии» или конвергенции социализма и капитализма, но к безоговорочной победе экономического и политического либерализма.

Версия истории, которая заканчивается, связана с концом господства идей Просвещения и переходом к постмодерну и нашим падением через границу модерна (как воплощения просвещенческих идей) в бездну неопределенности, характеризующейся, в частности, сдвигом границ и представлений о политическом суверенитете, превосходящем границы национальных государств. Именно расширенное понятие суверенитета является основой внешней политики США последнего десятилетия, которая получает свое «оправдание» не в последнюю очередь через медиа-глобализацию.

Современное общество определяется с помощью различных предикатов – глобализирующееся, информационное, общество медиа или медиатизированное общество. Во всех этих определениях весьма высок «удельный вес» процессов распространения информации, поэтому две последних характеристики становятся все более распространенными. Термин «медиатизация» впервые применил английский исследователь Джон Б. Томпсон в работе «Медиа и модернити» [Thompson J. B., 1995, p. 46] для обозначения роли институционально организованных образований – медиа, транслирующих не просто информацию, но образцы культуры, формирующие современное общество на протяжении последних веков. Осуществлением этой функции занимается специализированная профессиональная группа – журналисты, которые ныне выступают не просто трансляторами сообщений, но и создателями общезначимых смыслов, деятельность которых, учитывая ее воздействие на общество, нередко рассматриваются как «четвертая власть», сопоставимая с первой, т. е. властью государства. И хотя это определение отнюдь не ново – оно существует более двухсот лет, однако выяснение специфических для современного общества механизмов, позволяющих журналистам ныне осуществлять реальные властные функции, а всем остальным, составляющим аудиторию медиа, понимать глубинные основания этого процесса, по-прежнему представляет собой исследовательскую проблему. Этот раздел и представляет собой попытку анализа понятия «четвертой власти», начать который целесообразно с истории возникновения его.